Ольга Гладышева - Юрий II Всеволодович

— Где? — холодея, допытывался Юрий Всеволодович.

— Не знаю. Не ведома мне земля сия. Река большая, не видывал я такой. А Бориска отроком уже будет. Вот он на шею мне кинулся. А мне больно, я залит чем-то горячим: и грудь моя, и одежда. Но уста мои, каменея, все равно будут повторять: я христианин.

— Он и мой внук, сын Василька. И я оплакиваю жизнь его пятилетнюю.

— Говорю тебе, спасся! — радостно и удивленно воскликнул черниговский князь, зажимая себе шею. Сквозь пальцы его текли багряные струи и капали на грудь.

— Лжешь ты, а? Себя и меня тешишь. Отчего ты в крови? Кто тебя? Откройся!

— Напрасно ты Ярослава ждешь. Своенравен и самолюбив без меры. Не оправдаются надежды твои. Помнишь, как он мне сказал: вы — себе, а я — себе и креста никому не целую?

— Всяк человек переменчив, — вздохнул Юрий Всеволодович.

— Не придет он.

— Откуда ведомо?

— Он возьмет то, что у тебя из рук падает.

— Престол, что ль? Стяг мой великокняжеский?

— Всю землю, — покивал головой Михаил. — Землю Русскую возьмет, елико сможет, и всех оплачет и, что сумеет, обустроит.

— Чем я провинился, что муки такие мне насылаются? — горько вскричал Юрий Всеволодович.

Шурин хитро улыбнулся:

— Много напакостил, одначе. Новгороду угрожал? Торжок пограбил? Семь тысяч гривен взял?

— Торжок я наказал. А в Новгород тебя на княжение воздвиг. И все они соделались довольны.

— Я отошел от них с миром в отчину свою. Хотя да, был любим, и с усердием просили меня остаться, не покидать их. Отпущен я был с великою честию. И тогда на мое место твой брат Ярослав сел, душою бешеный, коего ты сейчас ждешь не дождешься.

— Господь нас всех рассудит, — тихо молвил Юрий Всеволодович. — А то все попрекают меня кто чем. Всем никогда не угодишь. Ярослав литву бил, финнов бил, новгородцы пленных не могли даже всех увести с собою.

— И бесчеловечно умерщвляли их, — вставил Михаил.

— Но иных и просто отпустили, — возразил Юрий Всеволодович. — И корел он покрестил — дело благое.

Шурин на крещение корел не отозвался никак, думал о чем-то своем.

Конечно, брат Ярослав нравом буен, своеволен, предерзок и решителен, но и новгородцы мятежны суть ему под стать: могут владыку своего избить и заточить — дожди, вишь, не перестают, сена мокнут, архиерей плохо молится, ненастье не унимает. Могут тысяцкого своего пограбить. Промеж себя дерутся, домы жгут. Могут старосту повесить, если не понравится. А на общую подмогу тугоньки: мы-де далеко, татары не добредут до нас, да что про это! Все уже ясно.

— А помнишь, Михаил, как ты поссорился с Олегом Курским? Я войско тебе в помощь привел и помирил вас, и племянника Всеволода на его дочери женил. Вот так бы все споры разрешались меж собой, да?

— Сейчас совсем-совсем другое, — прошептал Черниговский. — Ярослав предприимчив, на выдумки своевольные горазд, побитый собственным тестем, князем Мстиславом на Липице, не угомонил притязаний на власть в Новгороде Великом, а желал неустанно, чтоб город сей по его лишь велениям жил и поступал. С Черниговом моим сколь много ссорился, тебя в свары вовлекал и сыновцев желал восстановить противу тебя. Не так ли?

— Так. — Юрий Всеволодович поник головою. — Что возразить?

Таков уж он. Но ведь брат! С ним ли вражду воздвигнуть!

— Янюшка брат твой, самолюб и самотник.

— Ну, что ты все упреки да счеты былые!

— Да кабы стереть все, как прах на стекле, и жить заново, — согласился Михаил кротко.

— А ты ведь сам ревновал Мстислава Удатного к славе его и чести, — не удержался Юрий Всеволодович.

— Где это я ревновал-то? Пошто мне?

— Пошто? А когда явился семь лет назад во Владимир, новгородцами науськанный, и отнял у меня, шурина-то твоего, товар ихний, что я имал у них в Торжку? И повез им и отдал. И пошел к себе обратно в Чернигов, будто тебе ничего не надо. Окроме благородства и памяти. Словно бы ты Мстислав Удалой.

— Пошто ты, Юрья, уязвляешься? — тихо возразил князь Михаил. — Да, так Удатный поступал, корысти не ища, так я поступил, да, новгородцы меня с честию проводили, как я справедливость восстановил. А ты пошто товар-то цопнул, веретено вострое?

— А ты позабыл, что мои сыновья — племянники тебе? Иль мы не родня близкая?

— Да, Мстислав Удатный тоже любил Новгород, — продолжал шурин, не слушая. — Голову свою, слышь, повалю за вас. Вишь, как выражал сильно? Кому же не лестно этакое?

— Вот и выходит, что города и славу вы любите больше своих детей, — упрямился Юрий Всеволодович. — Как Мстислав с сыном Данилой поступил? Не виноват ли перед сыном?