Владимир Цыпин - Евреи в Мстиславле. Материалы к истории города.

Художественная русская литература описывает типы таких кабатчиков, перед которыми бледнеет и меркнет вечно осторожный и слабосильный жидок. И об этом писали литераторы, вышедшие сами из русского простонародья, такие, как Кольцов и Никитин. Страсть к "питве" на Руси была словно прирожденная: пьют крепко уже при Святославе и Ольге.

Иван Грозный, взяв Казань, где был "ханский кабак", пожелал эксплуатировать русскую охоту к вину в целях государственного обогащения, и в Московской Руси является "царев кабак", а "вольных винщиков" начинают преследовать и "казнить". Новою государственною операцией наряжены были править особые "кабацкие головы", а к самой торговле "во царевом кабаке" приставлены были особые продавцы "крестные целовальнички", т. е. люди клятвою и крестным целованием обязанные не только "верно и мерно продавать вино во царевом кабаке", но и "продавать его довольно", т. е. они обязаны были продать вина как можно больше. Они имели долг и присягу об этом стараться и действительно всячески старались заставлять людей пить, как сказано, "для сбору денег на государя и на веру". Такой же смысл, по существу, имели контракты откупщиков с правительством в великороссийских губерниях в откупное время. В должность целовальников люди шли не всегда охотно, но часто подневольно. Должность эта была не из приятных, особенно для человека честного и мирного характера. Она представляла опасность с двух сторон: где народ был "распойлив", там он был и "буйлив" и целовальников там бивали и даже совсем убивали, а государево вино выпивали бесплатно; в тех же местностях, где народ был "трезвен и обычаем смирен" или вина за скудостью не пьют, — там целовальнику не с кого было донять пропойных денег в государеву казну. И когда народ к учетному сроку не распил все вино, какое было положено продать в царевом кабаке, то крестный целовальник являлся за то в ответе. Он приносил повиную. Удивительно ли после этого, что люди, от природы склонные к пьянству, при таких порядках распились еще сильнее, Евреи во всей этой печальнейшей истории деморализации в нашем отечестве не имели никакой роли, и распойство русского народа совершилось без малейшего еврейского участия.

Образование

Как только при императоре Александре II было дозволено евреям получать не одно медицинское образование в высших школах, а поступать и на другие факультеты университетов и в высшие специальные заведения, — все евреи среднего достатка повели детей в русские гимназии. По выражению еврейских недоброжелателей, евреи даже переполнили русские школы. Они без малейших колебаний пошли учиться по-русски и, мало того, получали по русскому языку наилучшие отметки.

Евреи проходили факультеты юридический, математический и историко-филологический, и везде они оказали успехи, иногда весьма выдающиеся. До сих пор можно видеть несколько евреев на государственной службе в высших учреждениях и достаточное число очень способных адвокатов и учителей. Никто из них себя и своего племени ничем из ряда вон унизительным не обесславил. Напротив, в числе судимых или достойных суда за хищение, составляющее, по выражению Св. Синода, болезнь нашего века, не находится ни одного служащего еврея. Есть у нас евреи и профессора, из коих иные крестились в христианство в довольно позднем возрасте, но всем своим духом и симпатиями принадлежавшие родному им и воспитавшему их еврейству, и эти тоже стоят нравственно не ниже людей христианской культуры.

Казалось бы, все это стоило доброго внимания со стороны русских, но вместо того евреи в образованных профессиях снова показались столь же или еще более опасными, как и в шинке! Повторяем — евреев не было в числе достопримечательных служебных хищников, — они не попадались в измене; откуда же к ним пришла эта напасть, извратившая все их расчеты на права образования? В так называемой образованной среде нашлись люди, которые в появлении евреев на службе увидели то самое, что орловские "кулаки" заметили на подвозных трактах к своим рынкам. Еврей учился прилежно, знал, что касалось его предмета, жил не сибаритски и, вникая во всякое дело, обнаруживал способность взять его в руки и эксплоатировать, т. е. получить с него возможно большую долю нравственной или денежной пользы, которую всякое дело должно принести делателю и без которой, собственно, ничто не должно делаться в большом хозяйстве государства. Эта способность подействовала самым неприятным образом на все, что неблагосклонно относится к конкуренции, и исторгла крик негодования из завистливой гортани. Слово эксплоатация заменило в новом времени слова времени николаевского: изолированность и ассимиляция. То, чего желал император Николай, по мнению политики нового времени, выходило вредно. Выходило, что никакой ассимиляции не надо, и пусть жид будет по-прежнему как можно более изолирован, пусть он дохнет в определенной черте и даже, получив высшее образование, бьется в обидных ограничениях, которых чем более, тем лучше.