Николай Коробков - Скиф

Но она молчала.

Ответ Никиаса Адриан принял как оскорбление. Отставной чиновник ничтожного городишка осмелился отказаться принять его подарки, не согласился выдать за него замуж свою воспитанницу, совсем так, как если бы к ней сватался какой-нибудь ничтожный херсонесский ремесленник! Отказал даже еще более дерзко, чем Эксандр!

Адриан уже давно не представлял себе, чтобы его желания могли оставаться неисполненными; здесь он пошел на уступки, согласился жениться на этой провинциальной девчонке, тогда как не считал достойными себя даже девушек древних патрицианских родов, и легко мог взять в жены дочь одного из тех царей, которые, приезжая в Рим, умеют кланяться, чтобы получить золото и пополнить казну, опустошенную бессмысленными войнами.

Конечно, он не откажется от Ии. Так или иначе, он возьмет ее, а этого старикашку заставит перенести унижения, возможности которых тот и не подозревает. Не важно, что Кезифиад проиграл процесс. Если даже тот и получит от него обратно деньги Эксандра, найдутся способы снова разорить его.

Никиаса надо опозорить публично. Свидетелей всегда достаточно. Надо его обвинить в воровстве, в мошенничестве, в чем-нибудь еще более позорном. Это не трудно сделать. А девчонку — он сумеет это устроить — кредиторы лишат имущества и выбросят на улицу. Он ее возьмет, только уж не как жену, а как простую невольницу. Она узнает его могущество и, когда сделается ненужной, будет исполнять грязные работы на кухне, а по ночам — месить ячменное тесто для рабов. Потом когда-нибудь во время пира он велит привести ее и посмотрит на ту, которая отказалась от чести быть его женой.

Откинувшись в кресле, Адриан пристально посмотрел на секретаря. Ему показалось, что под маской раболепства и страха его лицо скрывает злорадство и насмешливость. Он ведь тоже знает об ответе Никиаса.

Адриан впился в него глазами и, по мере того, как лицо раба бледнело, злобная ненависть все больше охватывала откупщика.

— Подойди, — сказал он, — наклонись.

Он широко откинул руку и тяжело ударил раба ладонью по щеке.

От удара остался красный след с резко выступившими багровыми отпечатками украшавших пальцы Адриана перстней. От толчка голова раба откачнулась. Адриан вскочил. Его охватило бешенство.

— Ты уклоняешься?

Он ударил кулаком по лицу с такой силой, что раб упал. Задыхающимся голосом Адриан кричал:

— Встань, негодяй! Ты притворяешься? Ты избалован!

Он несколько раз ударил раба ногой, мешая подняться.

Резкие движения утомили его. Он задохнулся, почувствовал острую боль в сердце, опустился в кресло и шумно дышал открытым ртом.

Секретарь стоял около стола, сотрясаясь мелкой дрожью, не вытирая окровавленного лица, с губой, рассеченной тяжелым ударом сафьянового башмака. Находившиеся в комнате рабы затаили дыхание: гнев господина мог обрушиться и на них.

Постепенно успокаиваясь, Адриан мрачно сказал:

— Домоправителя! — И, не оборачиваясь, приказал тому, качнув головой в сторону секретаря: — Дать ему сто плетей и не жалеть кожи.

Несколько рабов подошли к секретарю. Тот поклонился и указал на стол.

— Благородный господин, вот письма, которые ты приказал мне написать.

Адриан только теперь вспомнил о них.

— Подай.

Тот почти прошептал:

— Я боюсь их испортить, — у меня испачканы руки.

Адриан мельком оглядел изуродованное лицо, измазанные кровью руки и скривил лицо:

— Уведите его, он внушает мне отвращение.

Крик Адриана в таблинуме и вид вышедшего оттуда избитого секретаря распространили трепет по всему дому. Рабы молчали, клиенты, сидевшие в прихожей, разговаривали шепотом, посетители прощались друг с другом и уходили, «е дожидаясь, чтобы о них доложили: в таблинум не следовало теперь входить. Оставались только вызванные Адрианом лица — они не смели уйти, но надеялись, что он не пожелает сегодня разговаривать с ними. Они ошиблись. Другой секретарь вышел из кабинета и шепотом передал приказание рабу. В таблинум одного за другим стали вызывать финансовых агентов Адриана, явившихся с отчетами об исполненных ими поручениях.

Неожиданно прибыл Люций. Его сопровождали несколько центурионов, и сам он был одет в платье претора, менявшее его фигуру. Он казался более молодым и бодрым, выпрямился, сделался как будто выше, и движения, несмотря на его тучность, были отчетливыми и легкими.

Все ожидавшие приема встали — римский сановник был господином в каждом доме, куда он входил как гость. Адриан вышел навстречу и, пропуская претора вперед себя, пригласил в таблинум. Рядом с твердо шагавшим Люцием, он, в своей широкой и слишком пышной одежде, казался непомерно толстым и обрюзгшим.