Николай Коробков - Скиф

— Я не знаю, прав ли ты. Конечно, если бы я вышла замуж за этого родственника из Гераклеи, это было бы согласно требованию закона. Но Адриану меня не имеет права отдать никто. Я тебе рассказывала, что он снова присылал к Никиасу своих друзей, чтобы просить меня в жены. И тот отказал резко, сказал, чтобы он даже перестал думать об этом. Большую золотую чашу, присланную в подарок, Никиас не принял и отослал обратно. Разве он поступил бы так, если бы боялся Адриана? Однако, если ты хочешь, мы уедем в степи. С тобой хорошо везде... Только бы быть вместе и не прятаться, как теперь...

Может быть, ты говоришь правду — мы здесь всего боимся. И, конечно, Никиас боится Адриана: он ведь может отомстить за этот отказ. А я боюсь и Адриана, и Никиаса, и этого неизвестного человека, за которого меня хотят выдать замуж. Да, уедем куда хочешь... Когда ты увезешь меня отсюда?

Теперь уже недолго ждать. Уйти из города мы можем, когда угодно. Но еще не все готово. С нами должны бежать еще несколько людей. Надо найти проводника, лошадей, но все устроится быстро. Теперь, когда ты решилась, это нетрудно. Я не очень спешу, потому что научился осторожности, и хочу действовать наверняка. Во всяком случае, это будет скоро, через несколько дней.

Он обнял ее голову, приблизил к себе и посмотрел в лицо.

— Ты не боишься?

Она смотрела спокойно.

— Нет... — И добавила: — А тебе ничего не жаль здесь? Вот этой миртовой беседки? Я не забуду, как у меня билось сердце, когда я тебя первый раз ждала здесь, — не жаль того камня не берегу, лавров и кипарисов лунной ночью?..

Он ответил, подумав:

— Нет, не жаль. Зачем вспоминать об этом, когда ты всегда будешь со мной?

Она вздохнула и прижалась лицом к его плечу.

— Орик, говорят, у вас бывает по нескольку жен? — нерешительно спросила она.

Он ответил просто:

— Да, чем богаче человек, тем больше жен.

Она отодвинулась от него.

— А как же я?

Он не понимал.

— Ты будешь главная.

— Значит, кроме меня, ты будешь любить других девушек?

— Зачем ты спрашиваешь? Так, как тебя, я не буду любить никого. Но у воина не может быть одна жена.

Она замолчала, напряженно думая о чем-то.

— Ваши мужчины имеют только по одной жене, потому что у вас такой обычай, — продолжал он. — Но ведь ты же знаешь, что они еще имеют невольниц и целые дни проводят в обществе гетер. За то время, пока я жил здесь, я хорошо это узнал. У эллинов жена считается единственной, но на самом деле она только единственная хозяйка дома. Так же и у нас. Только мы называем женами всех тех, кого любим, и они живут в наших шатрах. И мы считаем позорным ходить к чужим женщинам.

— У тебя и теперь остались там жены? — Ия отстранила руку, которой он хотел ее обнять.

— Есть. Но с тех пор, как я тебя полюбил, я ни разу не вспоминал о них.

— И они ждут тебя? Почему же они не стали разыскивать тебя, когда ты пропал?

Он начинал чувствовать смущение.

— Не знаю... Что могут сделать женщины? — Он подумал об Опое и почувствовал, что хотел бы видеть ее. Почему все это время он совсем не вспоминал о ней. Он внимательно разглядывал сидевшую перед ним Ию. Конечно, ту, другую, он никогда не любил так. Это было что-то совсем непохожее на его любовь к Ие. Если бы он один вернулся в степи теперь, как относился бы он к Опое? Он вспомнил, как обнимал ее в ночь после возвращения с войны... Странное представление у него возникало. Вернувшись с Ией, он любил бы и ту; без Ии она казалась ему ненужной, и он чувствовал бы к ней ненависть. А те пленницы, которых он привез с собой? Ему казалось раньше, что он любил только одну Опою, но теперь он думал, что они все казались бы ему равными, если бы не было Ии. Благодаря ей, он каждую из них любил особенно; без нее они смешивались в одно общее женское лицо и делались бездушными.

— Ты — госпожа жен, — сказал он уверенно. — Другие живут благодаря тебе.

Она молчала.

— Без тебя нет ни Скифии, ни табунов, ни вольных степей; без тебя нет любви, нет радости мне; без тебя только одна война и ненависть к врагам... О чем ты думаешь? Эллин лжет и скрывает правду. А я не лгу. У него единственная жена, но он не любит ее и уходит к другим женщинам. Разве она не сидит всегда одна в гинекее? Зачем ты думаешь о других женах? Разве от этого я меньше люблю тебя, и разве я мог бы любить тебя больше, если бы их не было? Ты единственная между ними; они только усиливают мою любовь к тебе.

Он обнял ее, привлек к себе, поддерживая рукой откинутую голову. Она не сопротивлялась и оставалась неподвижной. Лицо ее было печально. Он наклонился и поцеловал. Ия не отвечала, но ее губы раскрылись покорно. Он целовал ее глаза, щеки, волосы. Золотистый загар ее лица стал окрашиваться розовым, под нежной кожей виска голубая веточка артерий выступила отчетливее, скрытая дрожь пробежала в округлившемся горле.