Вадим Полуян - Юрий Звенигородский

Елисей Лисица, не в силах перенесть мрачности своего господина, лично отправился в Литву, дабы своими глазами видеть происходящее. Теперь, Юрий Звенигородский и Галицкий, жди-пожди для себя благоприятного времени. Его и прежде не давал Витовт — великий князь, теперь же Витовт-король отнимет всякую надежду, заставит раз и навсегда забыть все притязания. И еще много хуже того! «Не прозябание нам грозит, а месть коронованного врага!» — вконец расстроилась Анастасия от недавнего дурного известия. Сейчас Юрий Дмитриевич рад был видеть, как успокаивает ее занятная то ли быль, то ли сказка, живо излагаемая Морозовым.

— Пораженный мечом обольститель-змей окропил победителя, князя Петра, кровью своей, — делал пугающие глаза Семен Федорович, — и покрылось княжеское тело от этой крови гнойными ранами. Тяжело страдал Петр и бессильны были лекари. Во все концы княжества поскакали нарочные в поисках ведуна, кто бы оздоровил господина. Один из посланных отклонился далеко в глушь, попал в лесную деревню с добрым названием Ласково, вошел в крайнюю избу. Там сидела дева за ткачеством, а перед ней прыгал заяц. «Плохо быть двору без ушей, дому без глаз», — сказала ткачиха при виде вошедшего. Не поняв, он спросил, где хозяева. Ответ был еще более странен: «Отец с матерью пошли в заём плакать, брат же через ноги на смерть глядит».

— Тут опять ничего не пойму, — призналась Анастасия рассказчику.

Семен Федорыч пояснил:

— Дворовые уши — пес, коего у ткачихи не было, домовые глаза — мальчик-слуга, что смог бы предупредить о незваном госте. В заём плакать, — как деньги одалживать. Будет и у тебя горе, тогда вернут плачный долг. Что же до брата, то он был бортник, собирал дикий мед на деревьях, лазил на высоту, стало быть, через ноги глядел на землю: сорвется — смерть!

— Отыскали лекаря в конце концов? — хотел Юрий Дмитрич добраться до дна рассказа.

Морозов понял и завершил:

— Дева-ткачиха сама оказалась целительницей. Ее звали Феврония. Согласилась помочь, если князь женится на ней.

— На сестре бортника, дочери наймитки-плачей? — возмутилась Анастасия Юрьевна.

— Петр думал так же, — кивнул боярин. — Несколько раз он пытался обмануть свою врачевательницу и заболевал вновь. Наконец ответил условием на условие. Феврония применяла снадобье, которое следовало втирать, попарившись в бане. Князь послал прядь льна со словами: «Коли хочет стать княгиней, пусть из этого льна сошьет мне сорочку, порты и полотенце, пока буду мыться». Феврония прислала обрубок дерева и ответную просьбу: «Пусть князь, пока чешу его лен, сделает деревянный станок, чтоб было на чем ткать полотно». Петр волей-неволей женился на деревенской неровне.

В палату заглянул немногословный Светёныш:

— Лазутка прибыл.

Юрий Дмитрич встретил в сенях Елисея Лисицу. Боже, какое зло стряслось с престарелым разведчиком? Под глазами будто два язвенных пузыря, синий и багровый, — таковы еще не зажившие ушибы. Нос сломан. Лучше б не улыбался: передние зубы выбиты.

— Где тебя? Кто тебя? — растерялся князь.

— С опозданием я, — повинился несчастный вестник. — Плохо ездить стал, сберегаю гроши на охране. На Смоленской дороге, в Волковском лесу, как с неба свалились тати. Отдал калиту. Мало! Неделю пытали: кто, куда и зачем. Едва ночью ушел, растреножив чужого коня. Зато весть привез! — он поднес щепоть к устам и причмокнул. — Во!

Нетерпеливый Юрий Дмитрич тут же усадил пострадавшего, как он есть, и стал слушать.

Оказывается, виленским пиршественникам, предвкушавшим торжества коронации, подложили свинью польские вельможи. Испугались паны, что Литва, сделавшись королевством, вновь станет самостоятельной, отойдет от Польши. Ягайло пил, ел да помалкивал, наверняка зная мысли своих мужей. А те, ничтоже сумняшеся, обстоятельно обо всем отписали Папе. Вот отчего задерживался римский посол, а потом и вовсе не появился в Вильне. И еще поляки перехватили в пути Сигизмундова гонца с короной, на случай, если Витовт захочет венчаться без папского согласия. Римский же епископ запретил литвину даже мечтать о королевском венце. Многолюдные пиры в Вильне сменились неожиданной болезнью хозяина. Все смущенно разъехались.

— Ох! — встал радостный Юрий Дмитрич. — Это все-таки… ну хоть что-то!

Отпустив Елисея, послав к нему Вигунта с Еской для облегчения ран, князь пригласил княгиню к совместной вечере, если освободилась. Не бесконечны же побасенки Морозова!

В этот вечер в Столовой палате княжеская чета устроила не вечерю, а пиршество. Анастасия не меньше мужа радовалась неуспеху Витовта с королевской короной.