Борис Горин-Горяйнов - Федор Волков

— О чем это, князь?

— Проект ответного письма его величеству королю Людовику.

— Ну, это совсем не спешно.

— Почитаю долгом вежливости, государыня, — настаивал Трубецкой.

— Безусловно, князь! Так ведь я же не отказываюсь.

— Осмелюсь напомнить вашему величеству… Письмо короля Франции имеет двухлетнюю давность…

— Ах, боже мой! Если ваш Людовик два года ждал, так два-то дня, надеюсь, может подождать? Не каплет, почитаю, над нами.

Елизавета, прикидываясь нерачительной к государственным делам, лгала. Это была ее политика. Она была вполне в курсе всех дел. Многое делала самостоятельно и тайно, через головы своих министров. Так, не отвечая два года на официальное письмо своего бывшего жениха Людовика XV, она неофициально вела с ним довольно деятельную переписку через посредство одного из своих преданных слуг, итальянского актера Компасси. Подобным же образом поступала и во многих других случаях, путая карты своих министров, обычно состоявших на жаловании у одной, а то и у нескольких иностранных держав, что Елизавете было отлично известно. Ведь такую же систему применяла и она по отношению к иностранным дипломатам. От Екатерины эта тайная деятельность императрицею тщательно скрывалась, однако она была не так проста, все знала в подробностях и с своей стороны вела такую же политику, полную интриг.

Императрица направилась к своим покоям. По пути ей попался Сумароков, вынырнувший откуда-то из-за колонны. По-военному вытянулся.

— Здравствуйте, Александр Петрович. Ах, да… Как ваши комедианты?

— Комедианты жаждут лицезрения своей государыни. Они рядом, в античной зале, согласно желанию вашего величества.

— Правда? Как это мило с вашей стороны, — оживилась императрица. — Мы выйдем к ним, Катиш? Они ведь приличные люди, Александр Петрович?

— Они совсем простые люди, государыня, но, полагаю, приличнее многих непростых…

Екатерина улыбнулась. Императрица задумалась; она как будто боролась с дремотой.

— Мы сейчас взглянем на этих симпатичных людей, Катиш или подождя немного?

— Разумеется, сейчас, государыня. Лично меня весьма радует мысль о создании российского театра собственными силами и с помощью преданных оному делу людей. Я знаю, ваше величество, вы лучше всех нас сознаете пользу сего дела и много, очень много о нем думали…

— Конечно, я думала, Катиш. Иной раз лежишь, ждешь сна и о чем, о чем только не передумаешь! Мне кажется, нам нужно выйти к ним, Катиш, совсем просто, чтобы не смущать простых людей ненужными церемониями. Проще, задушевнее…

— Вы правы, государыня. Только нам следует поспешить, пока великий князь увлечен там своими генералами. Он не большой любитель задушевности.

— Ах, да, да!.. Он действительно способен перепугать всех. Мы сейчас, Александр Петрович. Только прихватим графа Алексиса и еще кого-нибудь подобрее.

Обе высочайшие особы скрылись на половине императрицы.

Сумароков торопливо побежал к комедиантской компании. Комедианты разбрелись по всем углам залы, от скуки рассматривая в сотый раз статуи.

Увидя улыбающегося Александра Петровича, все заулыбались тоже и поспешили к нему навстречу.

— Друзья! Держитесь спокойнее и проще. Государыня сейчас выйдет, — немного торжественно предупредил их Сумароков.

Все взоры обратились на дверь во внутренние комнаты.

Через несколько минут неприятного и неловкого ожидания дверь начала еле-еле приоткрываться. Сначала образовалась щель, потом в щель выглянула хорошенькая белокурая головка.

Чем-то смутно знакомым пахнуло на Федора Волкова.

— Елена Павловна, скоро? — громким шопотом спросил Сумароков.

Комедианты, поднимавшие вчера упавшую карету, узнали Олсуфьеву.

— Елена-то Павловна скоро, а вот как там — трудно сказать. Собираются, как на смотрины, — со смехом громко сказала Олсуфьева, входя в залу. — Здравствуйте, господа.

Комедианты поклонились. Олсуфьева с улыбкой осмотрела их всех. Направилась прямо к Федору Волкову.

— Здравствуйте, мой спаситель. Я вас сразу узнала, хотя вы и не тот, что были вчера.

Протянула руку. Кивнула также Грише и Ване Нарыкову.

— И вас узнала. И вас. Сегодня я вас за купцов не приняла бы. Скорее за путешествующих иностранцев.

— За иностранцев из Ярославля, — засмеялся Сумароков.

— Для нас, Александр Петрович, Ярославль более неведом, чем Париж. Мы знаем, что в Париже существует «Французская комедия», а что мы знаем о «Ярославской комедии»? Федор Григорьевич, и вы, господа, помните — вы мне обязаны визитом. Тсс… Я замечаю движение воды…