Борис Горин-Горяйнов - Федор Волков

Смотрители захохотали, захлопали в ладоши, закричали в восторге:

— Ловко чешет, дуй его горой! Не язык — бритва! Чай, на ремень правит, сам брадобрей! Вали, Шумской!

Шумский умолк и с серьезным видом расселся на помосте. Смотрители хихикали, ждали, что будет дальше. Шумский долго любовался на свои сапоги, потом снял один и начал рассматривать в него публику, как в подзорную трубу: сапог был без подошвы. Смотрители хохотали от души, особенно девицы.

Публика собралась самая разношерстная. Старики и молодежь. Девицы в ярких сарафанах, румяные, ядреные, с косами до колен, со стеклярусными поднизями на головах. Некоторые одеты по-модному, в юбках «на фижбиках» [13] Фижмы. , рукава пуфами. Парни в широченных синих китайчатых рубахах, с огромными красными ластовицами, вшитыми подмышки. Некоторые в щегольских поддевках синего сукна, реже — в немецких кафтанах и камзолах. Чуйки, сибирки, епанечки, шляпы гречушниками. Босоногая детвора в длинных ярких рубахах, иные без штанов, — этих больше всего. Жеманные мещанки в киках [14] Праздничный головной убор замужних женщин. , во вдовьих темных нарядах, — скромные неулыбы, губки сердечками. Старушки в черных платочках, в синих до мотканных «монашеских» сарафанах. Компания купчиков с женами в пышных шелковых платьях, с кашемировыми шалями на плечах, в атласных алых повойниках.

Ждать приходилось долговато, — очевидно, комедианты где-то за сараем устраивали примерную пробу. Бойкая черноглазая девица не выдержала, на весь театр засетовала протяжно и жалобно:

— Вот так весь денек, милые, и сидите, да на колесо глядите.

Смотрители дружно захохотали.

— Эй, дядя Яша, отрада наша, — крикнула та же девица Шумскому, — коли же будет «Лодка?»

Шумский, надевший дырявый сапог, не задумываясь ответил:

— Идут, идут! — заорали ребятишки.

Из-за сарая вышла ватага добрых молодцов в красных рубахах, в шапках с перьями, с перевязями через плечо. На перевязях болтались деревянные сабли. На одном молодце были навешаны какие-то диковинные медали величиной в ладонь.

Молодцы вальяжно взошли на помост, вытянули из-за березок низенькие лавочки, расставили их поперек помоста, уселись по-трое, лицом в одну сторону. На «носу» в молодецкой «позиции» стал сторожевой. Прикрыл глаза рукой, начал всматриваться вдаль. Атаман — видный и осанистый Ермил Канатчиков — поместился посредине, задумчиво подперев голову рукой. На «корме» гусляры взяли с перебором. «Разбойники» согласно, в такт, начали работать «веслами». Запевала — Кузьма Канатчиков — залился с высокой звонкой ноты.

Хор разбойников дружно подхватил:

Гусли зазвенели громче, пальцы забегали быстрее, жалобно зарокотали струны. Кузьма поднажал, с дрожью в голосе:

Хор гаркнул:

Кузьма все наддавал, молодецки встряхивая кудрями:

Смотрители не выдержали безучастного сиденья, дружно подхватили вместе с разбойниками:

Действительно, сразу несколько человек — и разбойников и смотрителей — ловко и в лад начали присвистывать.

Кузьма с широким жестом обратился к брату-атаману, спрашивая:

«Подголоски» из разбойников спрашивали вразбивку:

Атаман приготовился ответить один, но с ним вместе подхватили все смотрители дружным хором:

Песня кончилась. Начиналось действие. Сторожевой — человек с медалями — сделал шаг к атаману и отчетливо доложил: