Виктория Холт - Исповедь королевы

Если мы не были заняты постановкой спектаклей, то играли в детские игры. Наша любимая игра называлась «Descampativos» и чем-то напоминала игру в жмурки. Один из игроков должен был выйти из комнаты. Когда он или она выходили, все остальные с головы до ног закутывались в простыни. Потом того, кто был снаружи, приглашали войти. Все мы по очереди касались его, а он должен был догадаться, кто мы такие. Смысл этой игры заключался в том, что приходилось платить штраф, и эти штрафы постепенно становились все более дикими. Все, что мы делали, описывалось в памфлетах с большими преувеличениями и представлялось читателю как нечто вроде римских вакханалий. Другой нашей любимой игрой была игра под названием «tire en jambe», которая заключалась в том, что все мы садились верхом на палки и сражались друг с другом. Все это положило начало множеству конных игр. Хотя король любил бороться и играть в грубые игры, к нашим играм он почему-то не имел расположения.

Много времени у меня отнимал мой сад. Я постоянно планировала и заново перепланировала его, потому что хотела, чтобы он как можно меньше походил на тот, что был в Версале, и чтобы он выглядел естественным. Как ни странно, оказалось, что устроить такой сад стоит дороже, чем сад с симметрично расположенными газонами и фонтанами, которые стали такими популярными при Людовике XIV. Растения для моего сада привозили со всего мира. Чтобы создать натуральный ландшафт, пришлось привлечь к работе сотни садовников. Я хотела, чтобы в моем саду был ручей, бегущий по лугам, но там не оказалось родника, из которого он мог бы брать свое начало.

— Вы даже не можете достать воду! — кричала я. — Но это же просто смешно!

Пришлось проводить воду по трубам из Марли. Говорили, что этот маленький ручей в Трианоне заполнен не водой, а чистым золотом. Через ручей перекинули простые деревенские мостики, в саду соорудили пруд с островком, причем все это должно было выглядеть так, будто создано на этом месте самой природой.

Стоимость этого великолепия ошеломляла, но я никогда не придавала этому значения. Цифры не вызывали у меня ничего, кроме зевоты. Я даже не знала точно количество нулей в цифре, выражающей стоимость моего сада. Зато я непрерывно думала о том, как еще можно было бы усовершенствовать мой маленький мирок. Мне пришло в голову построить деревню, ведь никакой сельский пейзаж не может быть совершенным без людей. Я решила, что в этой деревне должны стоять домики — восемь домиков, настоящие маленькие фермы с настоящими людьми и животными. Я вызвала мсье Мико, одного из самых известных наших архитекторов, и рассказала ему о своих планах. Эта идея привела его в восторг. Тогда я попросила художника мсье Юбера Робера поработать вместе с мсье Миком. Им предстояло построить для меня восемь небольших фермерских домиков с соломенными крышами и даже с кучами навоза рядом. Эти домики должны были быть очаровательными, но в то же время естественными.

Оба художника с энтузиазмом взялись за осуществление этого проекта, не считаясь с расходами. Они постоянно предлагали различные усовершенствования, и совещания с ними доставляли мне величайшее удовольствие. Фермерские домики должны были выглядеть точь-в-точь как настоящие. В некоторых местах у них даже должна была быть видна обсыпавшаяся штукатурка. Трубы же предполагалось сделать так, чтобы ни у кого не вызывало сомнения, что через них идет дым.

Распорядок дня на этих фермах тоже должен был быть естественным, а для этого не годились никакие искусственные приемы или дополнительные расходы.

Когда дома были готовы, я просто заселила их семьями, которые сама выбрала. Естественно, не составило никакого труда найти крестьян, которые счастливы были поселиться там. Так что у меня появились самые настоящие коровы, свиньи и овцы. На фермах делали настоящее масло. Мои крестьянки стирали белье и развешивали его на изгородях для просушки. Ведь все, как я говорила, должно было быть настоящим.

Вот так был создан мой Hameau [101] Хутор (фр.). . Мой театр обошелся мне в сто сорок одну тысячу ливров. В то время я не давала себе труда подсчитать стоимость моего хутора, а позже я уже не осмеливалась сделать это.

Но как я была счастлива там! Я даже одевалась совсем просто, хотя Роза Бертен уверяла, что добиться настоящей простоты гораздо труднее, чем вульгарности, и что это, естественно, стоит гораздо дороже.

Одетая в простое муслиновое платье, я бродила вдоль ручья или сидела на покрытом травой высоком берегу, устроенном так искусно, что никто не стал бы долее сомневаться в том, что он испокон веку находился на этом месте. Иногда я ловила рыбу, которую потом готовили для меня, ведь в моем ручье водилась рыба, как это и должно было быть в сельской местности. Иногда я доила коров. Но перед моим приходом пол коровника обязательно убирали, а коров чистили щеткой. Молоко стекало в фарфоровую вазу, помеченную моей монограммой. Все это приводило меня в восторг и очаровывало. Коровам на шею привязывали маленькие колокольчики, и мы с моими фрейлинами водили их за собой на синих и серебряных лентах.