Виктория Холт - Исповедь королевы

Я и в самом деле слишком легкомысленна, как говорил мой брат Иосиф. Случай с кольцом не насторожил меня, не заставил задуматься о том, что рядом со мной находились враги, для которых было важно, чтобы я стала бесплодной. И потом эти увеличение налогов и тяжелая жизнь для простого народа. Когда люди слышали рассказы о расточительности королевы и видели реальные доказательства этого своими собственными глазами, то чувствовали себя обиженными. Нет, это еще слишком мягко сказано. Они испытывали смертельную ненависть и обвиняли меня в своей бедности, меня, глупую маленькую королеву, которая не думала ни о чем, кроме танцев, покупки нарядов и драгоценностей. Король демонстрировал сотни примеров своей заботы о бедных. Он даже одевался более скромно, чем большинство придворных щеголей. Но он был очарован мною и уступал мне, как всякий любящий муж уступает своей прелестной жене. Они почему-то думали, что моя увлеченность развлечениями и безразличие к их нуждам являлись причиной высокой цены на хлеб. Кроме всего прочего, я была иностранкой.

Они стали называть меня «австрийкой». Какое право имею я, иностранка и к тому же австрийка, приезжать во Францию и брать на себя смелость управлять французами, думали они.

Целая лавина пасквилей обрушилась на Париж. Каждый из моих необдуманных поступков подавался как пример расточительности, безразличия к народу и, главное, моего бесстыдства. Стоило мне только сказать слово какому-нибудь мужчине, как это уже означало, что он мой любовник. Стоило мне улыбнуться какой-нибудь женщине — значит, я состою с ней в противоестественных отношениях.

Все это мне было известно. Я не могла не знать об этом, но старалась не обращать на это внимания, как, впрочем и на все прочие предостережения, которые получала на протяжении всей своей жизни.

Казалось, у меня был дар наживать врагов и выбирать именно таких друзей, которые только и доставляли мне что новые неприятности. Я оправдывала себя, говоря, что я — обычная женщина, которой досталась необычная роль, играть которую она неспособна. Возможно, мне просто не хватало сосредоточенности, чтобы играть эту роль, потому что если бы я была серьезной, если бы я прислушивалась к предостережениям своих истинных друзей — короля, моей матушки, Мерси, Вермона и моей дорогой Кампан — то даже в то время могла бы еще измениться. Да, уверена, тогда у меня еще было время. Я находилась, если так можно выразиться, на склоне и уже начала весело скатываться вниз, но еще не началось то безоглядное стремительное движение, когда меня уже невозможно было остановить.

Возможно, если бы мой муж был другим… Но я не должна обвинять его во всем. Его образованием пренебрегали. Его никогда не учили тонкостям искусства управления государством. Я часто вспоминаю о том, что когда он впервые узнал, что стал королем, то воскликнул: «Но ведь они же ничему не научили меня!» А его дедушка, Людовик XV, чувствуя, что его собственный конец уже недалек, заметил: «Я разбираюсь в работе этой государственной машины, но не представляю, что произойдет с ней, когда меня не станет, и как Берри будет выходить из положения». Мой бедный муж был так добр и в то же время совершенно неспособен управлять страной, за исключением тех редких моментов, когда он отбрасывал прочь чувство неуверенности в себе — в эти моменты он бы прекрасен!

Но в то время я ничего этого не понимала. Непристойные куплеты, ложь, сплетни — подобного рода сочинений всегда было предостаточно. Мне и в голову не приходило поинтересоваться, кто были те люди, которые распространяли всю эту гадость. Я не догадывалась, что среди них могли быть мои собственные девери и их жены, герцоги Конде, Конти, Орлеанский, те принцы, которых я обидела.