Хосе Рисаль - Флибустьеры

— Но послушайте, господа, — кричал дон Кустодио среди гула возмущенных голосов, — надо быть практичными! Лучших помещений не найти! Арены для петушиных боев просторны, отлично построены — и кому какое дело, что в них происходит в будние дни. Даже с точки зрения нравственности мой проект должен быть одобрен: это будет, так сказать, шестидневное очищение для храма игрищ.

— Но иногда петушиные бои бывают и на неделе, — заметил отец Каморра. Нехорошо причинять убытки арендаторам зданий, они ведь платят налог правительству…

— Пустяки! На эти дни школу можно закрыть!

— Что это вы тут говорите! — возмутился генерал-губернатор. — Пока я у власти, такому безобразию не бывать! Закрывать школы ради петушиных боев! Помилуйте! Да прежде я подам в отставку!

Негодование его превосходительства было вполне искренним.

— Но, мой генерал, лучше закрывать их на несколько дней, чем на месяцы!

— Это безнравственно! — отозвался отец Ирене, еще более возмущенный, чем губернатор.

— Куда безнравственней предоставлять пороку отличные здания, а просвещению — вовсе никаких… Будем практичны, господа, не надо поддаваться сентиментам. Сентиментальность в политике недопустима. Из соображений гуманности мы запрещаем производить опиум в наших колониях, однако разрешаем его курить. В результате мы и с пороком не боремся, и себя разоряем…

— Но вспомните, это приносит правительству безо всяких хлопот свыше четырехсот пятидесяти тысяч песо! — возразил отец Ирене, который начинал рассуждать все более государственно…

— Довольно, господа, довольно! — прекратил спор его превосходительство. — Касательно этого предмета у меня есть свои соображения; поверьте, народному просвещению я уделяю особое внимание. Ну-с, так что там еще?

Секретарь с тревогой покосился на отца Сибилу и отца Ирене. Сейчас начнется. Оба насторожились.

— Прошение студентов о том, чтобы им разрешили открыть Академию испанского языка, — сказал секретарь.

В зале началось движение; все многозначительно переглянулись, затем уставились на генерала, пытаясь угадать, что он решит. Уже полгода это прошение лежало здесь в ожидании приговора и превратилось для известных кругов в некий casus belli [74] Повод к войне (лат.) . . Его превосходительство опустил взор, словно не желая, чтобы прочитали его мысли.

Молчание становилось неловким. Генерал это почувствовал.

— Каково ваше мнение? — обратился он к важному сановнику.

— Мое мнение? — переспросил тот, пожимая плечами и горько усмехаясь. — Тут не может быть двух мнений; просьба разумна, в высшей степени разумна, и я только удивляюсь, что над этой петицией понадобилось размышлять полгода!

— Дело в том, что возникли некоторые осложнения, — холодно возразил отец Сибила, прикрыв глаза.

Важный сановник снова пожал плечами, словно недоумевая, о каких осложнениях может идти речь.

— Не говоря уж о том, что предложение студентов несвоевременно, продолжал доминиканец, — и что оно посягает на наши прерогативы…

Отец Сибила не решился продолжать и взглянул на Симоуна.

— В петиции есть что-то подозрительное, — закончил ювелир, отвечая доминиканцу понимающим взглядом.

Тот дважды подмигнул. Отец Ирене, заметив это, понял, что дело почти наверняка проиграно: Симоун был против.

— Это замаскированный бунт, революция на гербовой бумаге, — прибавил отец Сибила.

— Революция? Бунт? — переспросил важный сановник, обводя присутствующих изумленным взглядом.

— Во главе этой затеи стоят юноши, чрезмерно увлеченные реформами и новыми веяниями, чтоб не сказать больше, — поддержал доминиканца секретарь. — Среди них есть некий Исагани, горячая голова… племянник одного священника…

— Он мой ученик, — возразил отец Фернандес, — и я им очень доволен…

— Нашли кого хвалить, провалиться мне! — воскликнул отец Каморра. — Да он просто нахал! Мы с ним чуть не подрались на пароходе! Я его нечаянно толкнул, а он мне дал сдачи!

— И еще есть там, как бишь его, Макараги или Макараи…

— Макараиг, — вмешался отец Ирене. — Весьма приятный и любезный молодой человек.

И он шепнул на ухо генералу:

— Я вам говорил о нем… Очень богат… Сеньора графиня горячо его рекомендует.

— А-а!

— Затем некий Басилио, студент-медик…

— О Басилио ничего не могу сказать, — отец Ирене поднял обе руки, точно возглашал dominus vobiscum [75] Господь с вами (лат.) . . — Тихий омут! Его желания, его мысли всегда были для меня загадкой. Как жаль, что нет здесь отца Сальви, тот мог бы нам кое-что сообщить о его семье. Кажется, я слышал, что этому Басилио еще в детстве досталось от гражданской гвардии… Отец его был убит во время бунта, уж не помню какого…