Вадим Каргалов - Даниил Московский

Ударили суздальцы в набат, собрался люд у белокаменного собора:

— Мужики, берись за топоры и ослопины!

— Круши ордынцев!

Гридни толпу оттеснили, дали баскаку с обозом Суздаль покинуть. Но по дороге во Владимир ордынцев остановили лесные ватажники. Пока к баскаку подмога подоспела, мало кто из сборщиков дани в живых остался.

Мурза ворвался в хоромы разъяренный. Брызгая слюной, кричал:

— Конязь Андрей, в Суздале твои холопы баскака убили и выход забрали!

Побледнел Андрей Александрович, а посол, бегая по палате, сверкал глазами:

— Хан пришлет воинов, и мы разорим твою землю, города урусов сровняем с землей, и пламя пожаров будет освещать нам путь!

Выждав, пока мурза стихнет, князь Андрей вставил:

— Ты посол великого хана, а мы — его холопы, так к чему хану зорить своих холопов, чем платить хану дань будем? А тех, кто поднял руку на баскака и сборщиков выхода, я сам накажу достойно.

— Хе, — хмыкнул мурза, — ты хитрый конязь, но я хитрее тебя.

— Мудрый мурза Чета, ты возвратишься в Орду с хорошими подарками для тебя и твоих жен.

— Хе, я подумаю.

Князь Андрей взял его руку:

— Пойдем, посол, в трапезную, изопьем общую чашу, чтоб была меж нами дружба…

В конце месяца августа из Владимира на Суздаль выступил великий князь. Суздальцы не сопротивлялись, открыли ворота. Андрей Александрович велел гридням сечь и казнить непокорных, дабы впредь не смели идти против воли великого князя.

Переяславский князь Иван племянник московскому, но годами они мало разнятся и живут между собой в дружбе. Даниил при случае с радостью наезжал в Переяславль, а Иван — частый гость в Москве. Бог не дал Ивану детей, и он привязан душой к сыновьям Даниила Юрию и Ивану. Как-то сказал переяславский князь:

— Ты, Даниил Александрович, помни: коли помру я, княжество Переяславское за Москвой оставлю…

Кто-то из недоброжелателей Ивана передал те слова великому князю Андрею Александровичу. И затаил он зло на переяславского князя. Иногда мысль появлялась: не извести ли князя Ивана? Однако подавлял такое желание, молва и так черная о нем, Андрее, гуляет. А то скажут, у брата старшего, Дмитрия, великое княжение отнял, теперь сына его Переяславского княжества лишил…

«Ладно, ужо погожу», — сам себе говаривал Андрей Александрович.

…Из Суздаля великий князь направился в Ростов. Для неуморенных коней дорога заняла два перехода. Переяславль князь Андрей объехал стороной, не захотел встречаться с Иваном.

Ростов Великий открылся издалека. Стенами дубовыми прижался к озеру Неро, башнями стрельчатыми прикрылся, храмами в небо подался. А по крылам посады рвами опоясаны да валами земляными, поросшими колючим кустарником.

Копыта застучали по деревянным мостовым, местами подгнившим, давно не перемощенным. Завидев великого князя Владимирского, стража распахнула ворота, и по брусчатке Андрей Александрович въехал на княжеский двор, тихий и безлюдный. Никто здесь великого князя не ждал. С той самой поры, как распри одолели князей ростовских и брат пошел на брата, впусте княжеские хоромы…

Прибежал старый тиун князей Ростовских, придержал стремя. Андрей Александрович грузно ступил на землю.

— Почто, старик, не встретил?

— Упредил бы, княже. Сейчасец потороплю стряпух.

— Передохну с дороги, тогда и оттрапезую.

Сон был короткий и тяжелый. Брат Дмитрий привиделся. Будто огонь лижет крепостную стену, а на ней Дмитрий стоит в алом корзно [71] Корзно — плащ. и говорит:

— Что, Андрей, смертью моей доволен? Того алкал, когда великое княжение у меня отнимал? Моим корзно любуешься? Так это кровь моя…

Пробудился князь Андрей: голова тяжелая и на душе муторно. Попытался успокоить себя, сказав мысленно: «Не убивал я тя, Дмитрий, своей смертью ты умер. Всем то ведомо. Кто попрекнет меня, разве что сын твой, князь Переяславский, неприязнь ко мне держит. А чего ожидать от него?»

Не успел князь Андрей опочивальню покинуть, как явился боярин Аристарх, старый товарищ его детских игр:

— Князь Андрей, там люд собрался.

— Чего надобно? — спросил недовольно.

— С жалобой на баскаков.

Опоясавшись, Андрей Александрович вышел. Увидев его, народ заволновался, загалдел.

— Тихо! — гаркнул боярин Аристарх. — Пусть один сказывает, а не сторылая толпа!

Наперед выбрался крупный мужик в войлочном колпаке и домотканом кафтане, поклонился:

— Великий князь, аль у нас две шкуры? Зачем дозволил баскаку брать дань повторно?