Вадим Каргалов - Даниил Московский

На совете темников Егудай сказал:

— Ногай был храбрым темником, но, возомнив себя ханом, он потерял разум. Ты, мой повелитель, ведешь на Ногая двадцать туменов, и горе постигнет Ногайскую орду, а сам Ногай приползет к тебе, великий Хан, как побитая собака ползет на брюхе к своему хозяину…

Тохта сам ведет войско, потому как ему хочется насладиться унижением Ногая. Тохта вырежет всех его темников, а жен Ногая отдаст Егудаю, а остатки его орды поселит у моря, где ей будут грозить касоги [86] Касоги — адыги. .

Тохта поманил Егудая:

— Егудай, ты пошлешь верных людей, они пустят слух, что три тумена пойдут вдогон улусу Ногая.

Отправив темника, Тохта снова вернулся к своим мыслям. Когда Ногай узнает, что он, Тохта, разделил тумены, то решит побить хана Большой Орды порознь. Ох как жестоко он ошибется. Постарел, постарел Ногай, мудрость порастерял, и зубы стерлись, а все мнит себя клыкастым. Тохта выбьет Ногаю последние зубы, наденет на ноги колодки и отправит к женщинам собирать бурьян и делать кизяки.

Тохта ощерился. Давно он не чувствовал себя таким счастливым, даже день не казался ему жарким.

Когда войско миновало курган, Тохта повернулся к сопровождавшей его свите:

— Так будет со всеми, кто нарушит закон Ясы!

Любомир держал коня в поводу и вместе со своими товарищами-гриднями ждал, куда хан поведет войско. Страшно русичам — ужли ордынцы нацелились на Русь? Любомир и его товарищи представляют, как вся эта огромная силища навалится на Русскую землю, загорятся ее города, прольется кровь, в дыму и пожарище связанных попарно людей погонят в Орду и станут продавать на невольничьих рынках…

Тумен за туменом промчались мимо кургана, татары горячили коней и тысячи их растворялись в степи. Любомиру ведомо — это отлично организованная мощная армия, беспрекословно подчиняющаяся своим начальникам, а те хану.

Тревожатся гридни, переговариваются:

— На погибель обрек хан княжества наши.

— Аль совладать такую силищу?

— Кабы князья заедино держались, то, может, и отбили бы недруга…

У Любомира все больше и больше зрела мысль: как стемнеет, он постарается покинуть ордынцев и поскачет наперед ханского воинства на Русь, предупредит великого князя Андрея Александровича…

К полудню, однако, стало ясно: не на Русскую землю идут тумены. Они направляются на запад, к Танаису [87] Танаис — древнегреческое название реки Дон. , к морю Сурожскому.

Любомир предположил: не на касогов ли намерился хан?

К вечеру определилось — Тохта ищет Ногая…

В неделю мыслил уложиться Олекса, однако судьба по-иному распорядилась. Гридин к Твери подъезжал, а князь Михаил Ярославич на охоту отправился.

Дворский грамоту принял, велел ждать князя — вдруг да вздумает Михаил Ярославич чего отписать московскому князю.

Жил Олекса в гриднице с отроками из младшей дружины. Спросил у гридней, подолгу ли князь на охоте бывает, и, когда услышал, что случается и по месяцу, охнул: ну-тко и впрямь столько ждать?

Томительно медленно потянулись дни, гридин им и счет потерял. Только когда первый мороз тронул землю и серебряный предутренний иней опорошил траву, а прихваченный лист пожух, начал свертываться, вдалеке затрубили трубы и залаяли охотничьи псы, а вскоре в Детинец въехал и сам князь Михаил Ярославич. В тот же день в княжью палату позвали Олексу.

— Ты, гридин, отправляйся в Москву и передай Даниилу Александровичу; я наш уговор не запамятовал.

Подминая легкими сапогами пушистый восточный ковер, князь прошелся по палате. Остановился рядом с Олексой:

— Еще скажи Даниилу: ведомо мне, великий князь намерился по весне звать во Владимир князей Константина Борисовича и Федора Ростиславича с дружинами. Чую, воевать удумал князь Андрей.

От жары пересохшая степь волнуется седым ковылем, перекатывается вспененными валами, шумит, будто волны сползают по песчаному берегу.

А в зеленом логу, где от родников струится прозрачный ручеек, под высокими деревьями стоит ханский шатер. День и ночь переговаривается листва тополей, а от сочной травы тянет прохладой. Сюда, в лог, казалось, переселились птицы со всей степи.

В откинутый полог шатра заглядывают косые лучи солнца. Два великана сторожат покой Ногая, а в становище все двигается и гудит. Ногайцы разбирали шатры, ставили кибитки на высокие колесные арбы, сбивали в косяки стада и табуны коней, откочевывали улусами. Вчерашним вечером, когда Ногай, сытно поев, отдыхал на кожаных подушках, лениво потягивая холодный кумыс, прискакал из далекого караула дозорный с тревожной вестью — Тохта идет!