– Ну что ж! Теперь ты сильнее меня. Хотя сам этого не знаешь.
Бухстехуде не прощал своим ученикам распущенности. Он отказался от уроков с одним способным юношей, лишь оттого, что тот часто посещал игорный дом.
– Погляди на этого арнштадтца! – говорил он молодому игроку и другим ученикам. – Как он трудолюбив, любознателен, всегда сосредоточен! Ни один час не пропадает у него зря. И он чист душой – вот главное. А искусство – нравственно. Оно мстит нечестивцам!
Себастьян задержался в Любеке. Два раза он играл в Мариенкирхе, заменяя Бухстехуде во время богослужения, а затем – на музыкальном вечере у советника Штроса. Юный музыкант был замечен любителями. Но всё же надо было съездить в Арнштадт, чтобы договориться с начальством о продлении отпуска.
Каким унынием повеяло на Баха, каким скучным показался ему захолустный городок! Покрытые травой улицы, по которым бродит стадо, медлительные люди, медленная жизнь! Тем не менее, когда дядя Иоганн-Михаил спросил Себастьяна, не собирается ли он остаться в Любеке, тот ответил, что ни в коем случае. У него появилась новая цель: оживить сонный уголок, куда его забросила судьба. Как только он усовершенствуется в органном мастерстве, вернется сюда и постарается, по примеру Бухстехуде, пробудить в жителях интерес к музыке. Почему бы не устраивать еженедельные концерты, пусть небольшие? Разве не найдутся любители, способные поддержать это начинание?
Дядя Иоганн-Михаил был человек практический. Он сказал:
– Да ведь они тебе и в церкви не позволяют играть много. На что ж ты надеешься?
– Богослужение – это другое дело. Я имею в виду концерты.
– Гм! – сказал дядя Михаил. – Лучше бы ты там остался!
Живя в доме у Бухстехуде, Себастьян мог наблюдать его семейный быт. Жены у Дитриха не было, а единственная дочь не доставляла ему радости. Себастьяна возмущало отношение Маргреты к отцу. Она словно не замечала того положения, которое он занимал в обществе. В меру почтительная, она была совершенно равнодушна к тому, что заполняло жизнь отца: никогда не посещала его концертов и даже уходила к себе, когда он дома играл для гостей. Говорила с отцом мало; казалось, что присутствие дочери как-то сковывает старика.
Однажды, не сдержавшись, Бах сказал при Маргрете, что это более чем странно не слушать игру родного отца, которым восхищается весь город. Маргрета вспыхнула и ушла.
Бухстехуде прикрыл глаза рукой и сказал насмешливо, но без горечи:
– Разве тебе неизвестно, что не бывает пророка в своем отечестве?
Время шло, а Бах все задерживался в Любеке. Правда, еще один раз он съездил в Арнштадт – по причине, которая не имела никакого отношения к его службе. Он был необыкновенно скрытен, и Бухстехуде, в сущности, ничего не знал о нем…
Наконец Себастьян получил предупреждение. Пришлось расстаться с Любеком и Бухстехуде.
Старик был огорчен. Проведя последний вечер с Бахом, он сказал ему:
– Боюсь, что ты не найдешь сочувствия в Арнштадте и долго там не продержишься. Мне самому приходилось в молодости скитаться. На что может рассчитывать немецкий музыкант без денег, без связей? Мне удалось выдвинуться только благодаря выгодной женитьбе. Я женился на дочери здешнего органиста и стал его преемником по службе.
Так устраивались многие.
– Если бы ты был моим сыном или зятем, я мог бы обеспечить тебя. – Бухстехуде глянул в сторону.– После меня ты стал бы органистом нашей церкви.
Было ясно, на что он намекает. Бах промолчал. Бухстехуде проводил его до входной двери и поцеловал в обе щеки. Был уже вечер. Себастьян вышел за ограду дома.
Он не успел проститься с Маргретой и только попросил ее отца передать поклон любезной фрейлейн. Гм! Не очень-то любезной! Это даже хорошо, что она не присутствовала при прощании… Однако ему суждено было увидеть ее еще раз. Две девушки шли впереди и громко разговаривали…
– Нет, я уверена,– донесся до Баха раздраженный голос Маргреты,– отец говорил с ним обо мне! Недаром ходят слухи: не ездите к Бухстехуде, юные музыканты! Он женит вас на своей уродине!
– Успокойся, Грета! Ты все еще уязвлена поступком Матесона.
– Тем, что он сбежал? Бедняга! У него прямо зубы щелкали при мысли о выгодной службе. И все-таки – удрал, как только отец предложил и меня в придачу. И Гендель также пустился в бегство. Но я их не обвиняю. Матесон хотя бы признавал мой ум. А отец все испортил. И еще удивляются, что я на него злюсь!
Бах растерялся. В первый раз он стал невольным свидетелем чужой семейной трагедии. Он замедлил шаги, чтобы не слушать больше. Но девушки также пошли медленнее.
Читать дальше