Арсен Титов - Под сенью Дария Ахеменида

Перед нынешним рейдом мы с ним вдруг разговорились об этой усталости. Если судить серьезно, я войны не видел. Пять дней под Хопом, два-три дня под Сарыкамышем, рейд на Рабат-Кярим, чуть более пяти месяцев в штабе корпуса и несколько месяцев лазаретов ― это считать за войну довольно трудно. Василий Данилович же зачерпнул ее ковшом, и зачерпнул довольно изрядно, ― с осени четырнадцатого, весь пятнадцатый год и зиму шестнадцатого.

Мы с ним баловались чайкём, как он любил говорить в хорошем расположении духа. Мы сидели в моей утлой ― по-иному и сказать нельзя ― комнатке в здании штаба корпуса. Он откинулся на топчан, хрустко, до посоловения в глазах потянулся и вдруг сказал:

― А как бы я сейчас оказался в своей станице Переяславской, а, Борис Алексеич!

― Что так? ― не придавая никакого значения его словам, спросил я.

― А вот что-то так. Смотрю я сейчас на пришедших молодых, на их рвение, и даже поросячье рвение, на их желание куда-то лезть, куда-то без надобности кидаться, постоянно показывать готовность подставить башку под пулю и тем прослыть храбрецом. Одним словом ― все они орлы. Я же вдруг стал себя чувствовать кастрированным петухом. И важен я, и красив, и взглядом суров, и голосом ― гы-гы! ― громогласен, а вот лег бы я поспать у себя в огороде и спал бы да спал, и никакая курочка меня бы не взбодрила.

Я удивился ему. Но как-либо по-другому, с каким-либо подтекстом, не украшающим Василия Даниловича, его слов я принять не мог. Я принял их за обыкновенное мечтание, и я даже внутренне улыбнулся Василию Даниловичу, как, наверно, улыбается отец своему младому сыну. Тогда я почувствовал себя старше Василия Даниловича.

А теперь я почувствовал себя усталым, будто постарел и набрался какого-то опыта, не совсем мне нужного и возлегшего на меня грузом.

“Откуда же он вернулся?” ― вспомнил я слова офицера связи о Василии Даниловиче.

И в тот же миг я услышал голос Валерии.

― Господа! Господа! Скажите, где казачья батарея капитана Норина? ― стала спрашивать она.

― Так ведь, сестрица, это она и есть! Так что, сестрица, мы и есть! Пожалуйте к нам, сестрица! ― понеслось в ответ со всех сторон.

― Здравствуйте, господа! Со счастливым вас прибытием! Где же сам господин капитан? ― спросила Валерия.

Я кинулся натягивать сапоги и привязывать подошву. Вестовой Семенов метнулся ко мне.

― Вот, Борис Алексеевич! ― ткнул он мне в руки даже на ощупь скатавшиеся под чужой ногой шерстяные носки и свои сапоги, ничуть не лучше моих, но хотя бы с подошвами.

― Откуда? ― спросил я про носки.

― Виноват! С курдяка снял, а постирать не успел! Вам же совсем не в чем! ― вытянулся вестовой Семенов.

― Так где же их высокоблагородие? Они ведь в полк к драгунам уходили! ― стали гадать мои батарейцы.

Я отозвался.

― Вы здесь? ― только-то и нашел что сказать чрезвычайно смутившийся Павел Георгиевич.

― Борис Алексеевич! Вот вам кофе! ― пошла на голос Валерия.

― Кофе ― больным! ― сказал я.

― Но не хватит! На спиртовке я смогла приготовить только вот! ― она протянула завернутую в полотенце жестяную кружку.

― Все равно ― больным! ― сказал я.

Я не ожидал, что приготовят этот несчастный кофе и потащат мне. “Заботы им тут больше нет!” ― зло подумал я о сестрах. И виноваты они стали только потому, что заботой своей нарушили уже сложившийся мой порядок вещей, в котором чьей-либо заботы обо мне не находилось места.

― Борис Алексеевич! Но… ― хотела возразить Валерия.

― Спасибо за заботу. Но возвращайтесь к себе! ― приказал я и в еще большей злости прибавил: ― Для моих больных у вас ведь нет ни капли лекарства!

― Вот если бы вы нашли дров! ― ничуть не смутилась моей злости Валерия.

― И что? ― вспомнил я про стропила караван-сарая.

― Я бы вам сварила на всю батарею! Правда, он получился бы жидкий. Его у нас осталось немного. И сгущенного молока немного. Но я бы сварила на всех! ― сказала Валерия.

― Павел Георгиевич, хотите какавы? ― спросил я.

― Какао у нас кончилось. Остался только кофе. И если сварить пожиже, то хватит всем! ― не поняла нашей шутки Валерия.

И не успел Павел Георгиевич что-либо ответить, я позвал Касьяна Романыча и велел ломать стропила.

― Прекрасно! ― обрадовалась Валерия. ― Дайте мне помощников. Мы принесем воду и все остальное! ― И опять протянула мне кружку: ― Ну, хоть теперь выпейте, Борис Алексеевич!

― Да выпейте же, уважьте сестрицу! ― поддержал ее Павел Георгиевич.

― Пейте, ваше высокоблагородие! Нешто! Не все британцам какаву кушать! Мы тоже! Спасибо, сестрица! ― понеслось по батарее.