Савва Дангулов - Дипломаты

— Эка вы… святые, Никола-угодник да Илья-пророк! Нету мне с вами сладу! — произнесла Егоровна и сильным ударом большого кухонного ножа рассекла пирог надвое.

Елена уже не могла сдержать смеха до конца завтрака (втайне она была хохотуньей и искала повода посмеяться), а братья деловито ели кулебяку — не было труда серьезнее. В иных обстоятельствах Илья примял бы седеющие усы салфеткой и удалился дописывать очередную главу мемуаров («Адмирал Рождественский стал жертвой более чем досадного промаха разведчиков. Предупрежденный о появлении в Северном море японских миноносцев, он обстрелял близ Гулля английских рыбаков. Гулльский инцидент доставил немало хлопот и дипломатам») В иных обстоятельствах ничто бы не могло возобладать над желанием сесть за стол и окунуться в родную стихию дипломатической истории, но сегодня… Каждому должно быть понятно, почему облачился в темный костюм он, Илья, но чего ради вырядился брат?

— Куда собрался, брат? — спросил Илья. — В Царское на прием к государю или, может, к смоляным складам?

— К смоляным, — ответил Репнин.

Илья вздрогнул — прямота этих слов ошеломляла.

— Не на встречу ли дипломатов?

Репнин медленно поднял глаза. Однако молва движется на быстрых ногах — Илья все знает.

— Да, разумеется.

Заходили, загудели, застонали бронхи Ильи.

— Двести лет стоит Петропавловка, железным камнем обложен Алексеевский равелин, но дипломатов там до сих пор не было. Ты помнишь случай с Андреем Матвеевым в Лондоне?

Репнин не сразу сообразил, о чем идет речь.

— С ним что-то приключилось за день до вручения отзывных грамот?

Илья сжал и разжал пухлые руки — для него это своего рода гимнастика, особенно в минуту волнения.

— Коли забыл, я напомню, — произнес он нарочито медлительно — когда инициатива в разговоре переходила к нему, его речь становилась странно медленной. — Российского посла в Лондоне Матвеева водворили в долговую тюрьму — козни недругов России. Посол пробыл за решеткой один миг, стремительный и летучий, однако достоинство посла. Петрова посла?.. Королева Анна направила к послу гонца, да не просто гонца, а статс-секретаря: «Ее величество сожалеет… Королева отдала приказ наказать виновных немилосердно…» Посол отказался видеть королеву, не вручил отзывных грамот и выехал из Англии!.. Ты думаешь, королева сочла себя оскорбленной? Ничуть не бывало! Она продолжала считать себя виноватой — шутка ли, учинить такое над послом! — Илья неожиданно поднялся из-за стола, и Николай Алексеевич вдруг увидел грозно приподнятую бровь брата, выражающую и неуступчивость, и упрямую энергию. — Чтобы уладить конфликт, королева сделала лорда Унтворта, британского поверенного в российской столице, послом чрезвычайным: наихитрейший шаг! Этим актом королева как бы свидетельствовала перед всем миром уважение державе Российской и ее суверену. Но не только это. Новое положение посла предполагало вручение верительных грамот монарху, а значит, публичную аудиенцию у царя, что давало послу возможность вместе с приветом королевы передать и сожаление ее величества. Царский корчий, выехавший в соответствии с принятым ритуалом за послом и персоналом посольства, приволок на двадцати каретах добрый полк англичан. И каждый был представлен Петру, и каждый громогласно или молчаливо свидетельствовал в этот день: сожалею о случившемся, сожалею. Матвеев представлял не самого себя, а Петра — в нем главное! Вот поэтому Анна клала земные поклоны Петру: сожалею о случившемся и три шкуры сниму с виноватых… Да в поклонах ли дело? Был издан указ по королевству о неприкосновенности дипломатов, именно тогда был издан тот указ. — Илья отодвинул стул и зашагал по комнате — куда девалась расслабленность и рыхлость, — в его поступи Николай увидел молодость. — А Матвеев? Я не знаю, что сказал Петр Матвееву, когда остался с ним с глазу на глаз. На мой непросвещенный взгляд, вины Матвеева там не было, но коли была малая толика, то Петр высказал, наверно, все напрямик — не в Петровых правилах юлить и петлять. Но то был разговор тайный. А явный? Петр тут же назначил Матвеева послом при римском дворе и этим точно дал понять всем, и прежде всего англичанам: каждый удар недругов по Петрову послу только возвышает его в глазах государя!

— Но ведь Матвеев был послом, а Диаманди?

— И Диаманди посол, или, вернее, посланник, но в данном случае это неважно.

— Нет, он не посланник, по крайней мере для Ленина и его правительства.