Савва Дангулов - Дипломаты

Своеобразный календарь с обозначением фамильных торжеств у Репниных вел Илья Алексеевич. Большой день был еще за горами, за долами, а старший Репнин уже подавал знак:

— Четырнадцатого марта Елена родилась, не запамятуй!

И разом приходили в движение невидимые веретена, много веретен, наращивая с каждым днем скорость, обгоняя друг друга, заставляя напряженным гудением и тревожиться, и радостно замирать сердце.

Уже много дней вертелись эти веретена и в этот раз («Четырнадцатого марта родилась Елена!»), когда Илью Алексеевича осенила счастливая мысль.

— Замани, Ленушка, к нам Егорку… оказии такой больше не будет!

— Заманю, — сказала Елена и собралась было идти, но Илья Алексеевич удержал ее.

— У нас будут свои? — спросил он. — Совсем свои?

Казалось, румянец, объявший ее щеки, поднялся до бровей — еще миг, и огонь спалит их.

— Я сделаю так, чтобы Егорка был с тобой, — сказала Елена.

Но тоскливый холодок подозрения уже проник в его сердце. Видно, и к Елене подобралось всевластное лихо. Кого она хочет уберечь от Ильи? Беда шла на дом Репниных, и, кажется, не было от нее спасения.

— Кто этот человек? — осторожно возобновил Илья Алексеевич прерванный разговор, увидев Елену на следующий день. — Я его знаю? — Он взял ее руку, поднес к колючей щеке.

— Помнишь, Патрокл, того, седоголового, что пожаловал к нам ночью?

Он затих, все отвердело в нем, только зрачки ворочались едва заметно.

— Да не чекист ли он, Ленушка?

Она не очень понимала это слово. В том кругу, в котором она жила, это слово было синонимом других слов, таких же устрашающих.

— Знаешь ли, кого ведешь в дом?

Он пугал, старый добрый Патрокл, а ей решительно было не страшно.

Они встретились с Ильей вновь лишь в канун дня рождения.

— Ленушка, я просил кликнуть еще Поливанову. — Он сказал: «Поливанову», а не «Агнессу Ксаверьевну», как звали ее обычно в семье, и этого не могла не заметить Елена, сказал не из храбрости. — Хочу поразвлечь ее маленько, с той среды она люстры черным крепом обернула. Ты не тревожься: денег добуду.

Он сказал: «Денег добуду», а Елена подумала: «Опять запрется в своей келье, а потом ненароком выйдет с круглым свертком под мышкой и пойдет из дому подчеркнуто твердым шагом, глядя вперед. И так сверток за свертком. Говорят, до войны у Патрокла была необыкновенная коллекция черно-белой графики».

— Хочу показать ей Егорку, — сказал Патрокл, имея в виду Поливанову.

Агнесса Ксаверьевна Поливанова (в свете просто: Поливанова 1-я) была закадычной подружкой Ильи Алексеевича, карточным партнером, поверенной всех самых сокровенных дел. Душа смятенная, Агнесса Ксаверьевна неожиданно оказалась очевидицей события, которое явно не было рассчитано на ее маленькое сердце: в прошлую среду на рассвете в дом вторгся взвод латышей. В автомобиль, что стоял у подъезда, погрузили сундук с личной корреспонденцией Поливанова 1-го, ларец с фамильным золотом, рядом поместили самого Поливанова и увезли. Двумя днями позже Поливанов 1-й вернулся, как говорят, под расписку, однако без сундука и, разумеется, без ларца. Так или иначе, а с той злополучной ночи Агнесса Ксаверьевна постоянно ловила себя на том, что прислушивается к шуму автомобилей и вздрагивает при звуках автомобильного рожка. Она ходила по дому тихая, смотрела на мужа влажными глазами, точно видела в последний раз.

— Хочу развлечь Агнессу и показать ей Егорку, — повторил Патрокл, — Егорка ей будет любопытен.

Елена устремилась прочь. Патрокл не мог не заметить: ее решительно не устраивало продолжение разговора.

Прежде бывало так: в канун праздника, когда вкусное дыхание только что вынутого из печи сдобного теста распространялось по дому, Илья Алексеевич приходил на кухню. Он любил наблюдать, как Егоровна прослаивает заварным кремом многоярусный пирог, украшает крупными абрикосами, вынутыми из варенья, готовит бабку, сбивает сахаристое, туго текучее безе. Не было в этот момент у Ильи Алексеевича большего желания, как подучить из рук Егоровны кусок пирога и потом нести его на ладони, горячий, напитанный пылающей влагой, пахнущий свежей вишней, с румянеющей, мягко вдавленной корочкой. А сейчас Илья Алексеевич нес на дрожащей ладони пирожок с вишней, тяжелый и сплюснутый, испеченный из серой муки восемнадцатого года, и на душе лежал тоскливый туман, такой же, как этот пирог, серый и тяжелый: необычным нынче будет день рождения Елены.

Первой из гостей приехала Поливанова 1-я. Она пошла за Ильей Алексеевичем, кутая плечи в просторный шерстяной платок, закрыв глаза.