Савва Дангулов - Дипломаты

Нет, посол не так прост, чтобы не понимать деликатности своих отношений с секретарем. Действует защитный рефлекс. «Майкл, ты у меня министр!» — с фамильярной хитрецой подмигивает он секретарю. Но секретарь нем. Упаси господи воспринять тон посла — завтра останешься без должности. У секретаря своя стежка — он следует по ней неколебимо: «Ваш прогноз оказался верным, господин посол!» «Вы предупредили серьезную неприятность…». «Вы парировали…». И пошло как по писаному: «Предупредили!». «Предугадали!», «Превозмогли!» — «Пре… пре… пре…». Каждый, как умеет, играет свою роль.

А сейчас утро и три странички лежат перед послом. Три странички, впитавшие все, что отважились сказать читателям питерские газеты

Тайна декабрьского слета в Париже мало помалу становится явью — новая политика по отношению к России дает свои плоды.

Три крейсера уже идут в русские порты: американский — «Олимпия». французский — «Адмирал Об», английский — «Глори».

Англичане, как всегда, в авангарде: их военное судно с десантом на борту будет в Мурманске 9 марта.

Но хорошая политика никогда не была прямолинейной, тем более что Брестский договор еще подлежит ратификации. Пусть «Глори» идет в Мурманск, а товаро-пассажирский состав с дипломатами в Вологду — у каждого своя цель: у военных — военная, у штатских — штатская. Главное, чтобы все контакты были сохранены и все добрые слова произнесены — чем добрее, тем лучше.

— Скажи, Майкл, когда Брюс Локкарт должен быть у Ленина?

Репнин замедлил шаг, намереваясь свернуть по коридору за угол, и едва не столкнулся с девушкой в вельветовой блузе, с той самой, которую привык видеть за маленьким столом в приемной Ленина. (В тот полуночный час, когда Репнин был у Ленина, перед девушкой в граненом стакане стояла зеленая веточка.)

— Простите, Владимир Ильич у себя?

— Да, принимает Локкарта.

Репнин не остановился. В момент, когда мир с немцами уже не отдаленная перспектива, а вопрос дней, англичане направили к Ленину своего самого деятельного эмиссара. Все силы пришли в движение!

Репнин вошел в комнату, которую только что покинула девушка в вельветовой блузе. Было необычно тихо. Эта тишина только подчеркивала значительность события, происходящего рядом. Репнин взглянул на часы — четверть одиннадцатого. Ленин пришел в кабинет час назад, значит, беседа началась недавно. Судя по тому, как Ленин говорил о Локкарте с Репниным. Владимир Ильич никогда не встречался с англичанином, это их первая беседа.

Репнин был прав: первая встреча. Когда десять минут назад Локкарт шел смольнинским коридором (благо коридор был от горизонта до горизонта и давал простор мысли), он не мог не признаться себе, что его уверенность непонятно поколеблена при одной мысли о предстоящей встрече.

Локкарт пытался разобраться в своем чувстве, которое было для него ново. Все, что говорили Локкарту о Ленине, которого он хотел видеть, но до сих пор не видел, нередко сводилось к рассказам о воинственной энергии этого чело; века. Энергия эта, как казалось Локкарту. была способна вызвать порядочное опустошение в противном Ленину стане. Среди постоянных собеседников Локкарта были два человека, в жизни которых Ленин занимал свое большое место. Эти двое были непохожи друг на друга, как только могут быть непохожи люди: первый — идеалист, второй — бизнесмен, первый — профессиональный дипломат, второй — едва ли не профессиональный военный, первый… Короче, это были Чичерин и Робинс.

Нравится это Чичерину или нет, но он, как полагал Локкарт, человек дворянской культуры, при этом не столько века двадцатого, сколько девятнадцатого. Как ни жестока была русская революция, она склонила на свою сторону немало тех. на ком держалась та Россия. Не столько буржуа, сколько дворян, и это, наверно, характерно. Среди последних — Чичерин. В своем неизменном желто-коричневом костюме, сшитом из недорогого твида, как думает Локкарт, еще в Лондоне, который заменял ему и фрак, и визитку, и деловой костюм. Чичерин был деятелен и нес свое бремя с радостью.

Локкарт впервые беседовал с Чичериным на Дворцовой, в кабинете, который до этого был кабинетом Терещенко, а еще раньше Сазонова: Чичерин держался корректно-лояльно, даже дружественно. Это не помешало ему произнести несколько жестких фраз вроде того, что британский империализм столь же ненавистен русским, что и германский милитаризм.

В каком качестве Локкарт явился к Чичерину? В более чем своеобразном: он английский представитель. Не посол и не поверенный в делах, а именно представитель. С отъездом Бьюкенена у англичан в России нет посла. Есть поверенный в делах — Линдлей. Но он лицо официальное и никаких дел. с большевиками не имеет, подобно Френсису и Нулансу. Поэтому практические связи с новым русским правительством возложены на Локкарта. У Линдлея — Локкарт, у Френсиса — полковник Раймонд Робинс. Своеобразный теневой дипломатический корпус в Петрограде.