Пришли и родители Вити Третьяковича: Иосиф Кузьмич и Анна Иосифовна. Они шли, взявшись за руки, и не плакали, но, казалось, что уже никогда не озарит их одухотворённые лица хоть лёгкая улыбка. Как-то уже и тогда они знали всё, что довелось пережить их Вите. И хотя полицаи так старательно распространяли слухи о Витином предательстве, Иосиф Кузьмич и Анна Иосифовна шли, чувствуя и гордость за своего сына. Они знали, что люди не верили полицаям потому что им, конечно же, и нельзя было верить…
Наконец, подъехали и советские офицеры. Привели сторожа, обитавшего при шахтовой баньке, который и рассказал всё, что ему было известно. Рассказ сторожа передавали из уст в уста.
Со всех сторон слышались голоса, что надо поскорее начинать подъём тел из шурфа.
* * *
Не все предатели и палачи ушли из города. Ведь кое-кто считал, что его преступная деятельность была незаметна. Ведь зверствовали они в основном тюрьме, сокрытые от сторонних глаз. Ну а то, что по улицам в белых повязках ходили; то, что грабили они — так, считали, удалось им такой ужас к себе внушить, что никто на них показать не посмеет. К тому же многие из них думали, что их хозяева вскоре вернутся.
Но был среди этих оставшихся врагов и сам следователь Кулешов. Дело в том, что его жена слишком озабочена была тем, как бы вывести все, что они успели награбить и стащить в их дом. Раз Кулешову удалось достать неплохую подводу, но жена закапризничала, утверждая, что из такой подводы многие вещи могут растащить немецкие солдаты или, скорее всего, полицаи. Кулешов начал хлопотать, чтоб найти хороший грузовик, и в этом, казалось, не было ничего невозможного, так как и положение у него, казалось, было весьма высоким, и особым покровительством Соликовского он пользовался. Но неожиданно уехал Соликовский, неожиданно вообще ничего невозможно стало достать, и Кулешов, и его жена остались. Они надеялись на то же, на что и безграмотные полицаи — на то, что фашистская армия вскоре вернётся.
Остался и Громов-Нуждин. Он, провокатор, на совести которого были десятки схваченных полицаями краснодонцев, и подстрекатель своего пасынка, Генки, тоже считал, что его злодеяния останутся безнаказанными.
И поэтому, когда всё в тот же день вступления советских войск в Краснодон, к нему в дверь застучали, а потом в комнату вошли несколько советских солдат, он обомлел, и почти ничего не мог сказать. Его бил озноб.
Но про преступную деятельность Нуждина ещё ничего не было известно, и эти солдаты пришли не арестовывать, а пригласили руководить извлечением тел из шурфа. Ведь его знали, как опытного шахтёра, и он, много проработав на шахте, мог дать много дельных советов.
Нуждин так обрадовался, что его пришли ещё не арестовывать, что сразу же согласился; и даже активно развернул подготовительную работу.
И на следующий день всё было готово к извлечению тел.
* * *
Конечно, сам Нуждин в шурф спускаться не пожелал, но добровольцы без труда нашлись…
Заскрипела лебёдка, но больше ничего не было слышно; разве что вздыхал время от времени морозный, но не ледяной, как было в январе, ветер.
А народу собралось очень много; казалось, почти весь Краснодон. Но к шурфу подпустили только родных молодогвардейцев. Вот они и стояли безмолвные и ждали… А на склоне террикона уже пристроились вездесущие мальчишки, оттуда они первыми рассчитывали увидеть, кого поднимут.
И именно эти мальчишки закричали:
— Девушка!
И, действительно — подняли девушку, но никак не могли понять, кто она; так она была совершенно изуродована. Войсковые врачи уложили тело на носилки и отнесли к бане.
Вновь заскрипела лебёдка, вновь заскользила вниз, в страшную черноту, пустая байда…
Вот тут то и начал досадовать Нуждин. Он был зол на самого себя за то, что проявил такое усердие в подготовительных работах. Он опасался, что там, внизу, смогут найти что-нибудь, компрометирующее его. Ведь он даже и не знал, кого здесь казнили, но думал, а что, если у кого-нибудь из извлечённых найдут записки, где будет указано на то, что предателем был Нуждин.
И Нуждин обратился к врачу. Он с таким жаром доказывал, что внизу всё пропитано трупным ядом и что это чревато заражением работающих, что врач распорядился прекратить извлечение.
Уже наступил вечер, но Нуждин суетился дальше. Он нашёл советского лейтенанта, и начал доказывать ему, что из шурфа надо сделать братскую могилу.
Но против были родные молодогвардейцев. Они хотели в последний раз увидеть своих любимых, пусть и изуродованных. Хотели прикоснуться к ним в последний раз…
Читать дальше