Дмитрий Щербинин - Заре навстречу

— Быть почтительным перед крупным грабителем — это неприемлемо, — мрачно ответил Олег.

— Что ти есть говорить?! — злобно уставился на него денщик.

И тогда Олег сказал ему по-немецки:

— Лучше не коверкай русский язык, а изъясняйся на своём родном, я тебя пойму. Жаль только, что ничего умного всё равно не услышу.

Денщик глядел на Олега недоверчиво и изумлённо. Он приглаживал свои жиденькие рыжие волосы, и бормотал:

— Нет. Не может быть. В этом варварском городке, в этой душной степи, не может быть образования. Ти есть диверсант. А здесь живут варвары, гнусные, грязные свиньи…

Глаза Олега вспыхнули неистовым пламенем; и он проговорил клокочущим, яростным голосом:

— Да. Я видел варваров. Я видел гнусных, грязных свиней. Они стреляют из самолётов в беззащитных людей. Они бьют, когда им не могут ответить. Они копаются в личных вещах и грабят. О, да! К сожалению, гнусные, грязные свиньи жили и в этом городе; но только раньше они таились, а теперь вот выползли, устроились в услужение к убийцам, к существам отказавшимся от чести и совести! К существам, которые мнят себя высшей расой, тогда как и до обычных свиней им ещё расти и расти!!

От большого волнения Олег раскраснелся, и, как это часто с ним в таких случаях было — начал заикаться. Иногда он переходил с немецкого на русский, и не потому, что не знал слов, а опять-таки из-за волнения.

Но всё-всё понял денщик, закричал:

— Ти есть коммунист! — и, размахнувшись, что у него было сил ударил Олега кулаком в лицо.

Тот отшатнулся к стене, но тут же сжав кулаки, бросился на денщика, который поспешно, дрожащими пальцами начал доставать из кобуры револьвер.

Но тут между ними появилась мама Олега Елена Николаевна. Она заслонила своего любимого сына, и шептала ему:

— Олеженька, Олеженька, пожалуйста, успокойся. Не надо. Ведь он убьёт тебя.

Олег вздохнул и вышел из дому, а Елена Николаевна буквально вцепилась в денщика, который всё порывался пойти за Олегом, и застрелить его; пришлось пообещать денщику большую бутыль самогона, и только после этого он остыл; улёгся на диван и начал безвкусно насвистывать на своей губной гармошке.

Ну а Елена Николаевна вышла из дому, и вскоре увидела своего Олежку. Он с мрачным видом, и с потемневшей уже от удара денщика щекой, сидел на лавке.

Мама подсела рядом с ним, и начала его успокаивать. Она говорила:

— Ну ничего. Вот придут наши…

Но Олежка перебил её. Он начал говорить всё с тем же заиканием:

— Вот если бы ты не вступилась, мама, так и разорвал бы этому фашисту горло! И как можно ждать, когда наши вернуться?! Надо уже сейчас бороться!

Через несколько дней, когда рыжий денщик вместе со своим важным грабителем укатил из Краснодона, а в доме у Кошевых поселился какой-то важный, окружённый целой сворой охранников генерал, Олежка зашёл к своему закадычному школьному товарищу Ване Земнухову.

Это было ещё в августе, ещё до того, как в Краснодон вернулся Витя Третьякевич.

Друзья заперлись в Ваниной комнате, и там потекла между ними тихая, из-за опасности, что может услышать кто-нибудь из врагов, беседа. Олежка рассказывал об призывающих к борьбе листовках, которые он видел приклеенными к столбам; и сделал предположение, что в городе действует подпольная организация. Земнухов ответил совершенно искренне:

— Что ж, может и действует. Только вот я о ней ничего не знаю.

— А ты хочешь с врагами бороться? — смотря прямо в спокойные глаза своего старшего товарища, спросил Олежка.

— Спрашиваешь ещё. Конечно, хочу.

— Ну, так и давай бороться, а? В одиночку! А потом узнают о нас подпольщики, да и примут в свои ряды!

— И что ты предлагаешь? — спокойно спросил Земнухов.

— Ну для начала просто листовки расклеивать.

— Листовки — это дело хорошее, но неплохо бы и приёмник иметь, чтобы знать о чём писать.

На это Олег ответил:

— А у нас в доме сохранился приёмник, но… — Кошевой вздохнул. — Он в комнате у немцев стоит; немцы на свою агитационную волну настроились, да и слушают речи своего фюрера… Ну, ничего мы и без преемника листовки писать будем!

— Так что же ты в них всё-таки собрался писать, — полюбопытствовал Ваня.

— Всю правду: о том, что фашисты это и не люди, а людоеды, и что с ними надо бороться. Бить их надо! Вот о чём я буду писать в своих листовках!

— Всё это, может быть и неплохо, но листовки надо напоминать не только призывами с восклицательными знаками, но и конкретикой, — ответил Ваня Земнухов.