— Мы также виновны, — повторили за ним Резов и Собакин, — и также выдаем себя!
Глубокое молчание воцарилось после этого признания.
«Счастливцы! Сделали столь милую шалость и скрыли ее от товарищей!» — читалось во взорах офицеров.
Ни один упрек не сорвался с их губ: все трое были любимы товарищами, но факт был настолько важен, что невольно заставлял задумываться.
Все же офицеры пришли к тому заключению, что нельзя их выставлять ответчиками в проступке, который мог каждый из них совершить когда угодно, а тем более под влиянием паров шампанского.
— Да! — сказал Резов в ответ, — мы не сомневаемся, что всякий из вас был бы способен на то же самое, но в сущности никто из вас не совершил этого! Мы виновны, и пусть возмездие падет на нас!
— Если пожелали виновных, — вскричал один капитан, хороший товарищ как по годам, так и по похождениям, — так они у нас будут! Но мы посмотрим, можно ли растоптать цвет гвардии!
Однако несмотря на все рассуждения офицеров один из них был послан к полковнику, унося с собой имена виновных.
Все описанное в предыдущей главе происходило в то время, когда Раиса и ее отец были немедленно потребованы к графине Грецки.
Успех графини превзошел все ее ожидания… Не видя никогда своего племянника подкутившим, она была уверена в его хорошем поведении, иначе она пожелала бы меньшего успеха, предвидя, что столь строгое наказание неминуемо повлечет за собой неудовольствие всей знати.
Конечно, графиня любила все человечество и с радостью помогала всем несчастным. По своей доброте она даже рисковала попасть в немилость, говоря про Раису во дворце, и все же она смело пошла на это. Теперь же, когда целый кружок аристократии и целое общество придворных офицеров были в этой игре, она страшилась немного своего успеха.
Однако она хорошо приняла Поровых, приказала подать завтрак, до которого они не дотронулись. Дом ее находился в десяти шагах от дворца, поэтому она, попросив своих гостей обождать ее, отправилась за получением высочайшего приказания.
Отец и дочь, немые и боязливые, с бьющимся сердцем и жизнью, висевшей на волоске, остались дожидаться ее возвращения в желтой гостиной.
Крепкий организм Порова за эти месяцы тяжелых переживаний был потрясен вынесенным горем… Из многих сражений за долгое время своей службы он выходил целым и невредимым и лишения боевой обстановки не отражались на его поистине железном здоровье. Но теперь он был стар, а несчастье дочери и смерть жены окончательно подорвали его силы…
Раиса видела все это и страшилась потерять отца, единственную опору своей жизни. Она знала, что пока не будет приведена в исполнение его миссия, жизнь не покинет его, но она задавала себе вопрос, что с нею будет, когда она лишиться и отца?!.. Мысль о потере последнего близкого ей существа убивала ее, хотя под влиянием страданий последнего времени окреп ее ум и она привыкла держать себя в руках и мужественно бороться с жизнью… Но будущее все же было ей неизвестно и она ожидала только худшего.
«Ну что ж, — старалась утешить она себя. — Впереди есть еще монастырь».
Монастырь — тоже смерть, отречение, действительное и полное отречение от всего, что привлекает, очаровывает и соблазняет… Надо сказать вечное «прости» семье, дружбе и любви!.. Хотя Раиса не имела своей семьи, друзья ее покинули и любовь для нее не существовала, но она вспомнила свои недавние мечты, когда-то так занимавшие ее…
Она мечтала иметь маленький домик, немного больше и удобнее родительского. Она стоит на пороге этого дома с ребенком на руках: она ожидает возвращения мужа, ускоряющего шаги, чтобы присоединиться к ней после дневной работы…
Маленькие мечты, скромные желания… Увы! Все это стало невозможным!..
Глубокая печаль легла на бледное личико Раисы…
Карета графини остановилась у подъезда. Поров, выведенный из своей апатии, встал, качаясь от волнения.
Раиса стояла прямо, готовясь мужественно выслушать свой приговор.
Графиня возвратилась бледнее обыкновенного. Запыхавшись, она обратилась к молодой девушке:
— Можете ли вы узнать виновных?
Раиса на мгновение замерла в нерешительности. Без сомнения она узнает племянника графини, но должна ли она причинить горе женщине, так много сделавшей для нее?
Образ умершей матери встал перед глазами сироты, и всякая нерешительность исчезла.
— Могу! — твердо ответила она.
— Тогда едемте! — нервно сказала графиня. — Едемте, и сами предайте виновных гневу государя!
Читать дальше