Пенни Винченци - Соблазны бытия

– Откуда вы узнали, что Люк неверен мне? Он ведь не приводил ее сюда.

– Конечно же нет. Но я замечала, что он поздно возвращается домой. Иногда он приходил как в воду опущенный, а иногда – весь раздраженный. Я видела вашу досаду, когда вы договаривались с ним куда-нибудь пойти, а он вдруг все отменял. Так было не один раз. Я давно живу на свете, и, что еще важнее, я француженка, а мы подобные вещи нутром чуем.

– Вы считаете, это продолжалось изо дня в день? Странно, что я долго ничего не чувствовала. Должна была бы и сама догадаться.

– Не скажу, чтобы это продолжалось долго. Несколько недель. Самое большее – пару месяцев.

Адель опять шумно вздохнула. В голове вертелась грустная мысль: значит, Люк так настойчиво убеждал ее уехать, чтобы попросту избавиться от нее и вернуться к своей жене. Зная весьма двуличную натуру Люка, такое вполне могло быть.

– Я очень за вас боялась. Мне было грустно, когда я поняла, что вы знаете о его изменах. Но в то же время я радовалась, что теперь вас ничего здесь не держит. И все-таки, мадемуазель, вы должны мне верить: вы были смелой. Очень смелой и очень честной. Вы долго терпели.

– Надо же… – снова прошептала Адель.

Услышанное очень отличалось от ее прежних мыслей. Она забыла, как Люк настоятельно уговаривал ее уехать. Напрочь забыла. Это придавало ее отъезду несколько иной ракурс…

Лукас поспешил в отель. Он сменил рубашку и извинился перед Венецией, что у него нет денег, а ему так хотелось угостить ее выпивкой.

– Честное слово, я очень хотел тебя угостить.

– Лукас, не тревожься по пустякам. Для меня главное, что у тебя появилось такое желание.

Венеции он показался каким-то тихим и слегка погруженным в себя.

Возможно, его расстроила встреча с мадам Андре. Адель боялась, что так может случиться.

– А кто теперь там живет? – вдруг спросила Адель, кивая в сторону верхнего этажа.

– Молодая пара. У них тоже есть маленький ребенок.

– Plus ça change, – улыбаясь, сказала Адель. Она вдруг почувствовала себя куда счастливее. – Plus c’est la même chose [20]. Кстати, в английском языке есть схожая пословица.

– В самом деле? – Мадам Андре словно о чем-то раздумывала. – А не хотите ли подняться наверх и снова взглянуть на ваше бывшее жилище?

Вопрос заставил Адель поежиться.

– Даже не знаю. Не уверена, хватит ли у меня смелости.

– Это у вас-то смелости не хватит? После того путешествия, да еще с маленькими детьми? Идемте, я спрошу у них разрешения.

Так Адель снова оказалась там, где когда-то жила. Она смотрела на крыши окрестных домов и вспоминала не только счастливые моменты, полные любви и нежности, но и горечь обмана и яростную, невыносимую боль от его предательства. Предательства, которое он потом искупил мужеством, верностью и бескорыстием. Наконец-то она смогла по-другому взглянуть на себя и на свое бегство из Парижа почти двадцать лет назад и простить себе то, что сделала тогда…

Почти все это принадлежало ей. Ощущение было ужасным, и чувствовала она себя тоже ужасно. Она бы согласилась на что угодно, лишь бы этого не иметь. И не только потому, что все свалилось на нее в результате гибели матери. Богатство создало весьма неуютное чувство избыточности, перегруженности. Это все равно что наесться до отвала и знать: через пару часов тебя ждет повторение пиршества.

Джейми долго рассказывал ей, что к чему. Объяснял, что юристы решили информировать весь круг наследников об имеющихся у них правах. Наследство всегда облагается различными налогами, в том числе и прямым налогом на наследство, поэтому каждый наследник должен знать, на что в конечном счете он может рассчитывать.

– Твоя мама почти все завещала тебе. В данном случае попечительскому фонду. Сюда входит бо́льшая часть ее личных сбережений и издательство «Литтонс», за исключением тридцати двух процентов акций, которые находятся в собственности семьи Литтон.

– И они хотят выкупить остальные свои акции?

– Надеются.

– Разве я не могу просто отдать им эти акции?

– Нет, Дженна, не можешь. Так подобные дела не делаются.

– Но я хочу.

– Дорогая, это невозможно.

Дженна, вертевшая в руках скрепкосшиватель, вдруг швырнула его на пол, как капризный ребенок бросает игрушку. Вскочила, подошла к окну, вперилась глазами в пейзаж за стеклом. Джейми следил за племянницей. Ее горе только-только начало рубцеваться, и любые разговоры, связанные с гибелью Барти, снова бередили рану. Дженна изо всех сил старалась держаться мужественно, сжиться с этим ударом судьбы, вести себя так, чтобы не обмануть ожиданий матери, но ей было тяжело. Очень тяжело. Атаки горя застигали ее врасплох, выбивали из колеи, когда она занималась самыми обыденными или приятными вещами: ездила верхом, гуляла по пляжу в Саутгемптоне, ходила по магазинам, смеялась с Кэти, сидя у телевизора. Джейми было больно смотреть на нее: непривычно тихую, в одиночку справлявшуюся со своим горем. В очередной раз.