Франтишек Кубка - Улыбка и слезы Палечка

— Ну что ж, король, якшайся с еретиком. Он заплатит тебе фальшивой монетой! Ты, король, не должен данное ему слово держать, потому что слово, данное еретику, уже грех! А коснеть в грехе — значит противиться духу святому.

Так говорил монах, расстегнув ворот суровой рубахи и почесывая поросшую седыми волосами голую грудь. Потом он опять приветливо улыбнулся, сразу став похожим на папского легата, надевшего из тщеславия миноритскую власяницу. Поднял бокал и выпил за здоровье короля. За здоровье и с пожеланием счастливого пути в Рим и за прекрасной Элеонорой [98] Элеонора (1437–1467) — жена императора Фридриха III, отличалась умом и красотой; свадьба Фридриха III и Элеоноры была отпраздновала в Риме в 1452 г. , невестой, какой вот уже много столетий не было ни у одного императора.

Палечек двигался по следам Капистрана до лесов у Витораз, где он узнал, что монах проповедует против чешского короля даже по деревням. Но от Витораз Капистран повернул на Моравию.

А Палечек и Матей Брадырж продолжали свой путь в Чехию.

Брадырж роптал. Разве такая слава у чехов в мире, и как это возможно, чтобы в Моравию проникали всякие монахи Иорданы и прочая папская сволочь? Тогда и возвращаться не стоит: лучше опять назад в ласковую Италию либо в Венгрию, к тамошним братикам.

Рыцарь Палечек не отвечал.

Преодолев полосу лесистых вершин и миновав деревни, расположенные на землях рожмберкских, они доехали до Крумлова, даже не почувствовав, что уже дома.

В воротах стояла группа вооруженных, и один из них сказал, что нынче в крепость пана Олдржиха приедет из Витораз монах Капистран, который бежал из Моравии в Австрию и теперь должен тайно приехать в Чехию по приглашению Рожмберков и вопреки желанию Иржика. Пан Олдржих послал за монахом и его сопровождающими две повозки. Одна из них, говорят, — целиком под книги монаха. Таков этот ученый муж и великий проповедник! Три Олдржихова сына поехали встречать минорита, но, говорят, в Крумлове он проповедовать не будет.

Пошел дождь, и Ян с Матеем стали искать гостиницу. Нашли ее на одной из улиц, ведущих к крепости, понравившейся Яну красивым местоположением — высоко над быстрой рекой. Пена у плотины и над камнями походила на расплавленное серебро.

Но не успел Ян улечься на мягкой постели — вздремнуть после долгой езды, как в двери постучал паж с пятилистой розой на груди. Дескать, пан Олдржих слышал о возвращении пана Яна Палечка и просит его на чашу доброго итальянского вина.

— Не забывай о Врбицах, сударь! — сказал Матей.

Ян улыбнулся. Он помнил о Врбицах и о словах, сказанных в прахатицкой школе. Но надел свой пассауский наряд и поехал верхом, без провожатого, в крепость, куда его без разговоров впустили.

Пан Олдржих принял рыцаря Яна любезно. Он сейчас же заговорил о переменах, происшедших здесь всюду. Спросил, писал ли Ян домой и получал ли оттуда письма.

Ян признался, что не писал и не получал.

— Усердно учились, сударь!

У Яна заколотилось сердце. Сейчас он что-нибудь скажет о матери, о…

— Ваша матушка здорова, мне говорили… — спокойно сказал пан Олдржих. — Постарела, как мы все. У нас быстро стареют. Четырнадцати лет идем в первый бой, девушки наши в тринадцать выходят замуж, в сорок у мужчин подагра, а у женщин десять человек детей и вокруг рта веночек морщин.

«Сейчас он назовет Бланчино имя…» — подумал Ян, бледнея.

— Пан Богуслав из Рижмберка совсем в руках у Иржика. Он никогда не отличался сильной волей. Зато сидит в государственном совете в Праге и думает, будто что-то делает. Жена его… да, Бланка живет у вашей матери, Ян, в Страже. С мужем в Праге не хочет и у свекрови в Рижмберке, у пани Беты, тоже, а в Врбицах, говорит, грустно, вспоминается отец… Так что поселилась у вашей матери.

— Детей нет? — тихо спросил Ян.

Пан Олдржих засмеялся.

— Я бы вам кое-что сказал, но это касается его величества в венском Нейштадте. Его королевское количество очень ко мне благосклонен, но скажу вам: он боится брака. Думает, что не знал бы, что делать с невестой… — Олдржих захохотал. — Будь она хоть так же прекрасна, как португальская Элеонора… И, может быть, пан Рижмберкский, служа при правителе божьей милостью, тоже не имеет времени на то, чтоб создать семью.

Пан Олдржих смеялся довольно долго, держась за живот, который против прежнего сильно вырос.

Ян с облегчением вздохнул. Пан Олдржих лукаво заглянул ему в глаза.

— Вас, молодой рыцарь, судьба рижмберкских родных, видимо, не интересует? А вы чем думаете заняться? Учились, кажется, на юридическом? У нас нынче спрос на секретарей. Сплошь одни съезды, переговоры, новые канцелярии, всякая гофмейстеровщина. Вас, безусловно, ждет хорошая должность. После войны мало кто из наших учился в Италия. Вы — редкая птица.