Новый управляющий властвовал на прииске, как хотел. Он уволил старых служащих, не угодных ему, на все посты поставил привезенных с собой из города и, пользуясь тем, что люди все прибывали и прибывали на прииск, снизил расценки работающим. А чтобы они не роптали, он не говорил правды тем, кто каждый день собирался утром у конторы, – они стояли там как угроза. Пусть те, кто работал под землей, в шахтах и на земле, видят, сколько охотников получить работу, и дорожат ею.
Теперь уже никто не расхваливал нового управляющего, в очереди у конторы с утра до вечера гудели рассерженные голоса – люди вспоминали прежнего начальника и не скупились на слова, когда речь заходила о новом.
– Вот тебе и мусульманин! Вот тебе и правоверный!..
– А еще Аркашку ругали! При нем небось не голодали!
– Эх, та кобыла, что уже подохла, всегда молочная!.. Все начальники один одного стоят – один похитрее, другой покруче, а служат они, как собаки, одному хозяину – золоту…
Когда исчерпывался один разговор, тут же, легко подожженный, вспыхивал другой.
– Может, лучше на завод податься?
– Не один черт, где спину гнуть – здесь или там?
Однажды, подойдя к конторе, Хисматулла увидел возбужденную толпу, осаждавшую крыльцо. Потом толпа отвалила от крыльца и бросилась к воротам, в открытый двор.
– Что случилось? – спросил Хисматулла у одного старателя с торбой за плечами. Тот стоял, опираясь на суковатую палку, и тоже тянул шею, привставал на носки, чтобы что-то увидеть.
– Да вроде новый управляющий прибыл! Накышев!
Толпа, шумевшая у крыльца и ворот, отхлынула, отступила, на крыльце показался толстый человек в рыжей лисьей шубе и такой же пушистой, красной, как огонь, шапке. Он что-то крикнул, недовольно нахмурился, махнув рукой, и к крыльцу, давя людей, подкатила кошевка, запряженная парой лошадей.
– Начальник! Начальник! —закричали в толпе. – Не томи душу, скажи, чтоб зря мы тут не пропадали, – будет работа ай нет?
– Обносились все!..
– Вшей кормить на нарах нечем!.. Голода ем!..
– Хуже подневольных, выходит!.. Не томи– скажи правду!
Не отвечая, управляющий сбежал с крыльца, сел в кошевку, накрыл ноги меховой полостью, и лошади рванулись, разваливая надвое толпу; кучер гикнул, привставая на козлах, и кошевка умчалась, оставляя позади крутящийся белый вихрь…
– Накормил всех досыта! – кто-то хрипло рассмеялся. – Зато наш, мусульманин, – подохнуть бы ему!..
– Грех так говорить! Не гневи аллаха!.. Он не царь, чтобы всех нас пригреть и накормить…
– Ну и жди милостыни от него, а я не буду!.. Пропади оно все пропадом, но ждать больше нету мочи!..
Толпа стала быстро рассасываться, люди расходились по баракам, и скоро на дворе остались только Мутагар и Хисматулла. Они сели рядом на бревно, прижались друг к другу и замерли. Вдруг на дороге показались четыре лошади, игриво бежавшие от проруби; вскидывая ноги, они взрывали копытами укатанный снег. Одна из них, карей масти, остановилась недалеко от ворот, легла на снег и стала перекатываться с боку на бок. Но тут щелкнул кнут, и лошадь вскочила, встряхнулась так, что снег, налипший на ее шерсти, полетел на парней. От реки верхом ехал конюх и постреливал кнутом.
– Тебя, случаем, не Хисматуллой зовут?
Хисматулла, узнав конюха, радостно вскочил с места:
– Зинатулла-агай!
Зинатулла спешился, обвязал поводья вокруг лошадиной шеи и подошел к ребятам:
– Без работы?
– Да, Зинатулла-агай…
– А Сайфетдина я устроил, в шахте работает, – важно, точно хвастаясь, сказал Зинатулла. – Попросил сынка управляющего – Давлет-хана… Отцов баловень – тот ему ни в чем не отказывает, а мальчишка передо мной заносится, любит показать свою силу…
– Агай, и нам помоги, – стали умолять Хисматулла и Мутагар. – До гроба не забудем!
– Одному, пожалуй, можно, – сказал Зинатулла, взглянув на Хисматуллу.
– А я как же? – жалобно спросил Мутагар. – Тогда я совсем пропаду…
– Агай, помоги и ему! – попросил Хисматулла. – Маленький ведь, куда он пойдет?
Зинатулла отвел их в землянку, выстроенную впритык с конюшней, посадил на лавку. В землянке стоял густой запах дегтя, на шестах у печки были сложены для просушки оглобли и мерзлые санные вязки, по стенам на больших деревянных гвоздях висели хомуты, поперечники, узды, вожжи, шлеи, на полу валялись в куче стружек кленовые санные полозья и обручи. Хисматулла и Мутагар с интересом разглядывали все это хозяйство, а Зинатулла тем временем засыпал овса лошадям, растопил докрасна железную печурку и вскипятил чай.
Читать дальше