Яныбай Хамматов - Золото собирается крупицами

Слыша разговоры о том, что Шарифулла разбогател, Нигматулла встревожился. «Может, и вправду это золото? —думал он. – Я ведь нашел его около шахты… Не хватало только еще самого себя околпачить!» И, недолго думая, решил еще раз зайти к Шарифулле.

Поеживаясь от утреннего мороза, он прошел мимо мечети, подпрыгивая и поддавая ногой мелкие камешки, мимо большого дуба, корни которого были усыпаны упавшими, гладкими, продолговатыми шариками желудей, и наконец, чувствуя, как окоченели ноги, вошел во двор знакомого дома. Стукнув два раза в дверь, он решительно отворил ее и шагнул в сени. Звякнул в ведре ковшик, в доме послышалось шлепанье босых ног, зазвенели ударяющиеся друг о друга монеты. «За занавеску прячется», – подумал Нигматулла и толкнул вторую дверь.

Шарифулла с опухшим, заспанным лицом сидел на нарах, опустив ноги вниз, и неторопливо натягивал каты. Увидев Нигматуллу, он улыбнулся.

– Заходи, заходи, гостем будешь, – ласково сказал он. – Ты по делу или просто так?

– По делу – буркнул Нигматулла.

Шарифулла повернулся к занавеске, за которой слышалась тихая возня и звяканье монет:

– Эй, мать! Чаю нам поставь, что ты так дол го? Помни, когда муж спустил одну ногу на пол, жена уже должна быть одета с ног до головы, иначе не будет в доме порядка!

– Некогда мне с тобой чаи распивать, – Нигматулла полез в карман и достал туго набитый кисет. – Вот твои деньги. Гони обратно самородок!

– Боже! Ты спятил, что ли? – Шарифулла выпустил из рук каты, и они мягко шлепнулись на пол, глаза его закосили так, что казалось, вот-вот сойдутся у переносицы.

– Конечно, спятил, если отдал тебе столько золота за бесценок! Гони обратно, у меня другой покупатель есть, пожирней тебя!

– Ну уж нет, – Шарифулла поднял каты с пола и опять стал натягивать их. – Так дела не делаются. Ты продал – я купил, какие теперь мо гут быть разговоры. Да и золота твоего у меня больше нету, я уже продал его… – Он наконец обулся и, встав, притопнул ногой. – Так что зря ты ходил по такому морозу…

– Это мы сейчас посмотрим, зря или не зря, – спокойно отозвался Нигматулла и, подойдя к на рам, крепко схватил Шарифуллу за горло обеими руками. – Ну? Где золото?

– Я продал, продал! – прохрипел Шарифулла, лицо его стало красным от натуги. Он силился оторвать от себя руки Нигматуллы, но тот сжимал ему горло все теснее и теснее. Из-за за навески выбежала одетая Хауда. Не смея вмешиваться, она, дрожа, стояла у стены, глядя испуганными округлившимися глазами и теребя в руках цветастый передник.

– Я скажу! Отпусти… – выдавил Шарифулла.

Нигматулла разжал руки и ухмыльнулся:

– То-то! Ну, давай скорее, что глазена-то выкатил? Думаешь, я тут до вечера сидеть буду?

– Постой, кустым, не спеши, может, миром уладим? – сказал Шарифулла, держась рукой за покрасневшее горло. – Сколько тебе обещали добавить за самородок?

– Перекупить хочешь? – Нигматулла почесал подбородок и задумался. «Черт, а если это не золото? – мелькнуло у него в голове. – Ладно, надо вытянуть из скряги все, что потянется, а то как бы все же себя не надуть!»

Он присел на нары, заложил ногу на ногу и, свернув цигарку, задымил спокойно и неторопливо.

– Сам посуди, я тебе отдал за половину цены, а мне предлагают столько, сколько дал ты, и еще половину этого.. – начал он. – Ну, конечно, у тебя таких денег нет… Но договориться можно. Не обязательно платить деньгами, можем поменяться. Ну, к примеру, если ты отдашь мне еще лошадь, то мы с тобой будем в рассчете… Впрочем, нет, – сказал он тут же, заметив, что при слове «лошадь» Шарифулла беспокойно за ерзал на нарах. – Лошадь – это мало. Конечно, ты мне не чужой человек, хоть и родство у нас дальнее, я должен с этим считаться… Не знаю, как и быть! Там мне обещали отдать деньгами…

– Но ведь мы и в самом деле не чужие тебе. Пойми, если я отдам тебе лошадь, у меня почти ничего не останется… – жалобно заметил Шарифулла.

– Ну ладно, – согласился Нигматулла. – Так и быть. Идем за лошадью, только выбирать я сам буду.

Нигматулла выбрал молодую гнедую кобылу, которая недавно ожеребилась. Похлопывая лошадь по гладкой, холеной шее, ой вывел ее из сарая и сел верхом. Шарифулла, кося глазами, семенил за ним следом. Сердце его разрывалось от горя.

– Ну, прощай, что ли?

– Погоди, дай с ней попрощаюсь, – Шарифулла подошел к лошади и обнял ее за шею. Ко была, как бы понимая, что происходит, тихо заржала.

– Ишь ты, видать, ты свою лошадь больше, чем жену, любишь. – Нигматулла отбросил в сторону окурок и поднял над головой прут: – Хватит, все равно уже не твоя! Будь здоров, мы в расчете!