Теперь Хайретдин уже совсем протрезвел и жалел, что принес баю самородок.
«Ах, старый дурень, – подумал он, холодея от страха перед тем, что могло обрушиться на его сына, на него самого, на весь его род. – Ведь стоило мне сейчас сказать, что самородок нашел Гайзулла, и хозяин горы не пощадил бы никого!»
Видно, недаром Хайретдин видел нынешней ночью огонь во сне – не иначе как хозяин горы предостерегал его от новой глупости! И зачем нужно было тащиться к баю, всполошить весь поселок – не лучше ли было бросить этот проклятый камень в речку – и дело с концом! Неужели аллах навсегда лишил его разума, если он не додумался сам, что ему делать!
– Ну что молчишь, старик? – Голос бая был гневен. – Может быть, ты задумал обвести меня вокруг пальца! Ха! Ха!.. Лучше не хитри со мной, говори начистоту, и я не пожалею для тебя ничего – лошадь купишь, корову, новый дом построишь… Слышишь?
– Ладно, так и быть, скажу. – Старик опустил голову, потому что ему трудно было бы говорить неправду и смотреть человеку в глаза. – Самородок я нашел на берегу Кэжэн, недалеко от хутора Кундуза…
– Ты правду мне говоришь? – Галиахмет-бай ухватился за подол рубахи старика. – Смотри, аллах накажет тебя, если ты солгал!.. Значит, у хутора Кундуза?
Лицо бая было красным, пот блестел на щеках и стекал, как жир с жареного куска баранины.
– Если место добычливое – озолочу!.. А за самородок, считай, мы с тобой в расчете…
– Как? – испуганно вскрикнул Хайретдин. – Но я же не брал твоих денег!
– Да, ты не брал моих денег! – повторил бай и отступил от старика, важно сложив руки на груди, приосанившись. – Но разве тебе мало того, что ты сидишь со мной за одним столом и тебя угощает Галиахмет-бай?.. Разве не я велел выкатить бочку вина, чтобы весь поселок пил и гулял?.. Вот и считай, что за самородок ты получил сполна!..
– Аллах свидетель! Я не держал твои деньги в руках! – оробев, но, по-прежнему настаивая на своем, говорил Хайретдин. – Зачем ты говоришь неправду?
– Старик! – Галиахмет-бай нежданно повысил голос, и этот голос хлестнул Хайретдина, как плетка по лицу. – Ты, наверное, забыл, в чьем доме ты говоришь свои слова? Открой глаза пошире и посмотри, кто стоит рядом с тобой!.. Не я ли был твоим благодетелем все годы? Не я ли выручал тебя из беды, когда твои дети голодали и ты приходил ко мне за мукой?
– Господин бай, – понурив голову, отвечал Хайретдин. – Я темный, неученый человек, и я не все понимаю из твоих слов, но буду всегда молиться за тебя, и дети, и жена моя – все мы будем просить аллаха, чтобы он даровал тебе долгие годы жизни… Но я хорошо помню, что ты не давал мне никаких денег… Мы не рассчитывались с тобой за самородок – я только отдал тебе его, и все… И я не хочу, чтобы ты давал мне деньги – они могут лишь погубить бедного человека… Я хочу, чтобы мой Гайзулла был здоров…
Он еще что-то бормотал про себя, но бай уже не слушал его, он устал от этой старческой болтовни, упрямства и непонятливости.
– Ладно, тогда приложи свою руку на бумаге – Галиахмет-бай взял со стола белый лист и ткнул тупым ногтем. – Вот поставь тут свой знак, поставь дамгу…
– А что написано на этой бумаге? Прочитай, – попросил старик.
– Хорошо, слушай… Тут сказано, что ты дал мне свой самородок как подарок, что тебе не нужно за него никаких денег… Я буду спокоен, если такая бумага будет лежать у меня в столе. Я буду знать, что ты не передумаешь и не станешь кричать на всех перекрестках, что бай ограбил тебя и не заплатил за твое золото…
После злого духа и аллаха Хайретдин больше всего на свете боялся всяких бумаг и испытывал страх даже тогда, когда нужно было поставить крестик или приложить палец. Точно он оставлял на память шайтану что-то такое, чего шайтану не положено было знать.
– Ну так и быть, покажи, где ставить дамгу.
Он послюнил языком кончик карандаша и, придержав дыхание, склонился над листом. Ему было бы легче перевернуть бревно или наколоть с него дранок, чем вывести дамгу – знак, похожий на перевернутый кверху полумесяц. Но вот он с облегчением вздохнул и выпрямился. Но тут же снова пристально вгляделся в бумагу и, заметив на левом краю дамги каплю присохшей глины, хотел было убрать ее.
Но Галиахмет-бай не дал ему даже прикоснуться к бумаге, быстро смахнул ее в открытый ящик стола и щелкнул ключом.
– Ну вот теперь мы квиты! – потирая руки, сказал бай и засмеялся: – Не грех и выпить за это!..
Он налил себе красного вина, а старику полстакана водки.
Читать дальше