– Нельзя, – твердо сказал Загит. – Не буду я хороших людей продавать, никогда у нас счастливой жизни не наступит, если каждый своего товарища продавать начнет!..
– Какого товарища?
– Неважно какого… А ты что будешь говорить, если спросят?
– Ну, уж я найду, что сказать, – надулся Султангали. – И чего ты важничаешь? Не с чего тебе так важничать, головотяпа ты и размазня!..
Наверху послышались шаги, и слабый свет лампы пробился сквозь щели пола. Крышка откинулась, солдат наклонился над темной дырой:
– Вылазь, хлопцы!
Мальчики один за другим вылезли из подпола и пошли по коридору к дверям, солдат громко топал сзади.
Большая светлая комната была полна людей, пришедших по совету Мухаррама из Сакмаева. За длинным накрытым зеленой скатертью столом сидел сакмаевский урядник, староста Мухаррам и незнакомец в мундире, с тонкими ниточками усов над верхней губой. Заметив вошедших, незнакомец внимательно оглядел их и остановил взгляд холодных серых глаз на Загите. Загит отвернулся к окну, стараясь не глядеть на сидевших за столом, но краешком глаза увидел, как незнакомец вытащил из кобуры пистолет и положил его на стол прямо перед собой. Хаким стоял с другой стороны стола, склонив по обычаю голову набок, отчего со своей острой бородкой был похож на старого козла. Незнакомец повернулся к нему:
– Оба, что ль, твои?
– Мой, мой малайка, – торопливо заговорил Хаким и от волнения смял в руках старую шапку.
– А что у него с ногами? – незнакомец кивнул в сторону Загита.
– Обувка мало, золото мыть, семью кормить, – тихо ответил Хаким, опуская голову.
– Та-ак, – протянул незнакомец и взял со стола пистолет.
«Сейчас пристрелит!» – с ужасом подумал мальчик.
– Хуснутдинова Хисматуллу знаешь? – строго спросил незнакомец.
– Зна-аю, – заикаясь, прошептал Загит.
– Он тебе эти бумажки давал? Смотри, будешь врать, посажу обратно в подвал, а скажешь правду – штаны дам, рубашку и сапоги… Ну, давал он тебе что-нибудь?
Загит покраснел и медленно покачал головой:
– Ничего не давал…
– А если не давал, то откуда у тебя эти бумаги и книги?
– Я, дяденька, не умею читать… – захныкал Загит. – Я взял, чтоб картинки посмотреть!..
– Бестолочь! Какие картинки могут быть в книжке Ленина? Я тебя спрашиваю, не зачем ты их взял, а кто тебе их дал! – заорал незнакомец, нервно крутя в руках пистолет.
– Это вы о тех бумагах и книгах, что вам отец передал? – вдруг выступил вперед Султангали. – Так это мои книги! Это не он, это я их стибрил…
– Что-что? Как ты сказал? – удивился не знакомец.
– Ну, стибрил, украл то есть… Они на кошевке у старосты лежали, вот я и прихватил – подумал, купит кто!
Мухаррам побледнел и вскочил. Лицо его стало красным от страха и негодования:
– Не ври, гаденыш! Не верьте ему, господин офицер, он врет, нарочно врет! – Староста сжал кулаки и умоляюще смотрел на незнакомца, который небрежно подкидывал пистолет над сто лом. – Это поклеп, он нарочно!
Офицер мигнул уряднику, и сидевший до этого с полусонным видом урядник вскочил и гаркнул во всю глотку:
– Мол-ча-ать!
– Но мальчик врет… – растерянно пробор мотал староста.
– Староста, мол-ча-ать! – снова гаркнул урядник, и Мухаррам присел на краешек стула.
– Ну-ну, мальчик, расскажи нам все, – ласково сказал офицер.
Султангали отвел глаза от широкой золоченой рамы, в которой висел портрет царя Николая в мундире, в полный рост, махнул рукой перед лицом, отгоняя надоедливую муху, тщательно высморкался и, глядя прямо в глаза офицеру, улыбнулся с независимым видом, показав свои крепкие, белые, похожие на заячьи, зубы:
– Вам, что ль, книги нужны? Так я вам до стану! Только уговор – за каждую по две конфеты, и чтобы в обертках!..
– Ну, ну, будут тебе конфеты, – подбодрил его офицер. – Говори, где еще такие книги видел?
– Да на чердаке у нашего старосты их знаете сколько? Прошлый раз сам видел, как ста роста их туда прятал! Хотите, принесу?
Загит вздрогнул. Аллах, ну и язык у моего брата, – подумал он, – ничего доверить нельзя… Хорошо хоть, не сказал ему, кто мне их давал…
Офицер кивнул головой уряднику, и тот, щелкнув каблуками, выбежал за дверь.
– Ты что, всегда воруешь? – снова обернулся незнакомец к Султангали.
– Не-е, не всегда, – серьезно сказал мальчик, – я только у тех ворую, на кого отец покажет! И это не воровство называется, а вовсе да же месть за обиду! Мщу, понятно?
Хаким изумленно затряс головой:
– Когда я говорил тебе, чтоб ты воровал? Ты что, на отца пошел, за решетку меня хочешь? – От возмущения все лицо его покрылось красны ми пятнами, руки задрожали. – Может, амбар Алсынбая тоже я велел обчистить?! А?! Кто обо крал его балаган, кто?
Читать дальше