Виктор Суворов - Контроль [Новое издание, дополненное и переработанное]

Жрецы в древнем Египте знали толк в жизни: у них все было подчинено служению власти. Настя будет спокойной и холодной жрицей абсолютной власти. Ей не нужны квартиры и наряды, ей не нужны машины и деньги.

Люди, идущие во власть, в, большинстве своем не понимают вкуса власти. Они идут во власть ради славы, ради богатства, почестей и жизненных удобств. Они идут во власть в надежде повесить на себя ленты и звезды, завести гаремы, построить дворцы, одеться в роскошные наряды. Такие люди не держатся долго на вершинах. Робеспьер проиграл потому, что его повлекло к славе и почестям. Его повлекло к чисто внешним и побочным проявлениям власти.

Лишь немногие идут во власть ради самой власти, ощущая ее вкус без примесей. Настя знает только одного человека в мире, который ощутил и оценил вкус власти до конца. Он ходит в сапогах, в солдатской шинели, в зеленом картузе. Ему не надо разбавлять власть наградами и титулами. Он пьет ее неразбавленной.

Повернулась Жар-птица на горячей подушке и поняла, что ей для счастья ничего не надо. Она счастлива.

Был дивный весенний расстрел.

Тропинки в подмосковном лесу пропахли весной. И яма расстрельная не зимняя уже, но весенняя, весной благоухающая. Люблю раннюю весну в Подмосковье. Люблю проталины на лесных дорогах. Люблю подснежники, которых мне никогда уже в подмосковных лесах не собирать. А Настя Жар-птица до начала расстрела собрала букет.

Тепловоз «Главспецремстрой» подтянул пять тюремных вагонов. В каждом вагоне — три купе для охраны, одно купе — карцер, шесть купе для врагов народа. В каждом купе — по двенадцать. В вагоне — семьдесят два. В пяти вагонах — триста шестьдесят. Кое-где с перебором заполнены. Да по карцерам злостные враги. Общим числом четыреста пятьдесят четыре. И восемь человек, вставших на путь исправления, которым на сборе сапог работать и в яме на раскладке тел. Их не поездом, их воронком подвезли. Из Таганки. Их тоже к концу работы — того. Так что — четыреста шестьдесят два.

Набирает третья пятилетка темп. Во всем у нас улучшения. В расстрельном деле — в первую очередь. Совсем недавно, три месяца назад, гоняли по лесу расстрельные партии. А теперь не надо гонять. Моторизация упрощает процесс исполнения. Прислали Холованову для таких дел автобус ЗИМ, завода имени Молотова. Хороший автобус. Краской свежей блестит, краской свежей пахнет. Нижняя часть — синяя. Верхняя — голубая. Эстетика. Гармония. Загляденье.

Вход у автобуса сзади. Подгоняй его прямо вплотную к двери вагона, открывай одно купе, высаживай врагов в автобус, открывай второе купе, загружай и вези к шкафам. Чтоб туда-сюда не мотаться.

По шкафам разберись!

Вязателям, круче брать! Так им руки проволокой скручивать, чтоб и стрелять не надо. Чтоб от боли выли!

Стоит Холованов на бугре. В улыбке зубы выскалил. Такая улыбка у собак конвойных бывает. Сапог на пне. Целуйте, сучьи дети! Целуйте.

Целуют.

Холованов целующих легонько кончиком сапога в челюсть тычет: у-у, псина… С презрением мягким.

Товарищи ежовцы, ваше время ответ держать.

Покорно ежовцы на расстрел идут. С выбитыми зубами, с изуродованными лицами, с расплющенными пальцами. Прыгают ежовцы из автобуса, на солнышко щурятся, улыбаются, отвыкли от солнышка, спешат: только бы скорее, только бы расстрел не отменили. Многим и не верится, что до смерти дожили. Весна в лесу бушует, а они за три месяца забыли, что бывает весна. Они забыли, что бывает день и солнечный свет. Они забыли свои имена. Они помнят только о том, что бывает в жизни смерть. Смерть, которая дарит покой. Смерть избавляющая. Смерть желанная и недостижимая, как мечта. О ней они мечтали в людоедских подвалах. И сейчас в сладкой надежде на быструю и легкую смерть они, расталкивая друг друга, спешат.

К яме.

Устали все. Измотались.

Расстрел — дело утомительное.

Некто в сером в кустах стенгазету завершает. «Сталинский стрелок» газета называется. Выводит тщательно последние слова: «Уставшие, но довольные…»

Некто в сером писателем стать мечтает. Талант в нем литературный пробуждается, как вулкан Кракатау. Чем товарищ Сталин не шутит: посоветуется с товарищами, да и назначит великим писателем. Классиком социалистического реализма.

А пока — муки творчества. Надо расстрел описать в стенгазете, но чтоб своим ясно было, о чем речь, а посторонним — не ясно: «Подразделению, в котором служит товарищ Ширманов, руководство доверило исполнение…»