Рустам Саитов - Град Екатерины

— Вот спасибо тебе, Василий Никитич. Теперь душа спокойна будет. А то ведь, не поверишь, спали в одежде. Ежели что — спасаться сподручней.

— Ничего, Панфилов, теперь все по-другому будет. Хватит, наворовались! Отныне камень доменный только казна добывать будет. А кому надо — пусть покупают.

— На всех хватит! Главное, чтобы порядок был.

— Точно. Отпускать только по моей бумаге. Ну, Панфилов, оставайтесь с Богом, а мне пора.

— Так хоть за стол бы сел с дороги-то, Василь Никитич! Обижаешь.

— Благодарствуй, Панфилов, в другой раз. Спешу я. На Курьинской пристани демидовские двух моих коломейщиков [4] Коломейщики — люди, перевозящие металлическую продукцию на коломейках — специально приспособленных для этого лодках. засекли до смерти. Пора кончать с этим. Ну, бывай. В путь, ребята!

Татищев попрощался с Панфиловым, прыгнул в седло, и трое всадников скрылись на лесной дороге. Вскоре дорога вывела на большую поляну. Неожиданно из кустов на опушке прогремело несколько выстрелов. Пули пролетели рядом с Татищевым.

— Засада! — крикнул один из офицеров. — Назад!

Всадники развернули коней и скрылись в ближайших кустах. Вслед им громыхнули еще несколько выстрелов…

С приходом лета начались побеги солдат. Карали за них сурово, но это не спасало. Несладкая доля солдатская давила страшнее любых наказаний, вплоть до смертной казни. Да еще всегда оставалась надежда, что все получится, и жизнь изменится, и прошлое будет вспоминаться как страшный сон. Человек всегда живет надеждами. Так уж он устроен. Однако начальству такие надежды всегда стояли поперек горла, и оно всеми силами старалось с этими самыми побегами бороться. Всеми доступными средствами.

В канцелярии полка сидел за столом майор Бриксгаузен. Перед ним стоял навытяжку унтер и подобострастно докладывал:

— …рядовой Елпидифор Духов с ихней роты там как раз был рядом, все слыхал. Вчерась его сюда привезли к лекарю. Упал где-нито. Шибко лицо разбил. Он мне и доложил. Не впервой, говорит, Андрюха-то Журавлев солдат в побег подбивает. Зимой еще начал, до того как их в Уктус послать. Рванем, говорит, братцы, на Каму али на Волгу, в лесах да на дорогах разбойничать. А службу государеву псу под хвост. Мол, сами командиры пусть тут и справляются, а нам, мол, не с руки тута молодость губить. Так и сказал, ворюга!

Бриксгаузен одобрительно посмотрел на унтера:

— Молодец, Кравцов. Хвалю за усердие и за бдительность.

— Рад стараться, ваше благородие! Я как узнал про измену, так сразу пулей к вам, — крикнул Кравцов и покраснел от усердия.

— Я эту заразу каленым железом выжгу! Под шпицрутены его! Через строй пройдет, так расхочется ему бегать. И другим неповадно будет.

— Так точно, господин майор! А то совсем разболтались — воли им, вишь, надо!

— Бери-ка ты, Кравцов, конвой да сам и езжай в Уктус. Как привезешь этого Журавлева, так сразу ко мне. Молодец! Езжай!

— Слушаюсь, ваше благородие!

Кравцов браво развернулся и бодро, почти строевым, вышел из канцелярии. Бриксгаузен посмотрел в окно, на солдат, марширующих на плацу.

— Воли вам надо? Будет вам воля. Столько, сколько унести сможете…

В невьянском доме Демидовых, в роскошно обставленном огромном кабинете, за накрытым столом, сидели сам хозяин и его приказчик Феоклистов.

Акинфий, опрокинув чарку водки, посмотрел на богатые закуски и занюхал черным хлебом. Феоклистов тоже выпил, но не погнушался золотистой семушкой. Акинфий помолчал немного и спросил приказчика:

— Ушел, говоришь?

— Ушел, хозяин, ушел, гад. С ним два офицера были. Думали, назад один поедет, — начал оправдываться Феоклистов.

— Думали они! Кто старшим был?

— Федорка Дудин.

— Всех на Шайтанку, в рудник. А Федьку, подлеца, запороть!

— Будет сделано, хозяин!

— Живуч гаденыш! Принесла же его нелегкая. Та-ти-щев. Татищев. Тать. Твою мать. На нашу голову. На кого, щенок, зубы скалит! Я же его в порошок сотру и по ветру пущу! — Никита начал загибать пальцы. — Десятину ему подай — раз, народишко на казенные заводы верни — два, лес в приписных казенных слободах не руби — три, пристань курьинскую закрой — четыре, рудознатцев не трогай — пять, коломейщиков не тронь — шесть, отчеты подавай — семь, да еще и помощь ему оказывай людями и матерьялом! А вот хрен тебе, ваше благородие! Да я только государевым указам подчиняюсь. Да и то, если с личной подписью Петра Лексеича! А то, тоже мне, законник объявился! Здесь мой закон! Я — хозяин!