Георг Эберс - Серапис

391 год и для Александрии стал годом трагическим, до предела насыщенным человеческой болью и мукой, крушением идеалов и горечью утрат. Раздираемая культовой враждой и несовместимостью взглядов приверженцев противоборствующих религий на сущность и смысл человеческого бытия, предстает на сей раз перед читателями величественная столица Египта. Этот город, за семь веков своего существования впитавший в себя все лучшее из культурного наследия Древнего Востока и Европы, превратился в арену ожесточенных столкновений, повлекших за собой варварское уничтожение бесценнейших памятников цивилизации. Погиб величественный храм Сераписа с бесчисленными шедеврами живописи и скульптуры, подверглись разрушению храмы и других древних богов, храмы, каждый из которых был в своем роде произведением искусства, наконец, уникальная Александрийская библиотека папирусных свитков, многие из которых существовали в одном-единственном экземпляре. Не исключено, что с гибелью некоторых свитков навсегда ушли в небытие многие тайны древнейшей истории человеческой цивилизации.

Уверенная в своей правоте, ощущающая мощную поддержку великолепно вооруженных вымуштрованных легионеров, к тому же оснащенных осадными машинами, подстрекаемая полубезумными отшельниками толпа христиан-фанатиков крушит языческих богов. Она беспощадно убивает защитников старой веры, убивает самозабвенно во имя Христа, во славу торжества его учения, напрочь отринув основополагающие заповеди Спасителя о мире, любви к ближнему и всепрощении. Толпа безумствует, поджигая храмы язычников, и те не остаются в долгу, отстаивая свои идеалы, свою философию, свой уклад жизни, свое неотъемлемое право верить в то, что для них свято.

Неудивительно, что симпатии ученого-гуманиста Эберса, вместе с ним и симпатии его читателей склоняются в сторону язычников, ведь зловещее зарево подожженного фанатиками храма Исиды в их сознании невольно ассоциируется с заревом разложенных тысячелетие спустя несчетных костров инквизиции. Но, в конечном счете, христианство «обречено» на победу, язычество – на поражение, и в итоге всем здравомыслящим представителям того и другого лагеря остаются лишь горькие сожаления о невосполнимых утратах их прекрасного города.

Как и в других своих произведениях, Георг Эберс мастерски и с предельной тщательностью запечатлел неповторимый облик древней Александрии, ее прямые улицы, обширные площади, оживленные набережные, роскошные здания, дворцы, своеобычные храмы. Будто воочию предстает перед взором читателей Серапеум. Изображая это «дивное творение человеческих рук», писатель вряд ли чересчур приукрасил его. Судя по отзывам современников, этот храм действительно поражал своей грандиозностью, гармоничностью форм и неповторимостью архитектурного облика. Если Серапеум и не вошел в традиционный перечень «чудес света», то с успехом мог бы претендовать на достойное место в нем.

Горечью и сожалением проникнута потрясающая сцена ниспровержения грандиозной скульптуры Сераписа, на которую не осмеливаются поднять руку прославленные в сражениях отважные легионеры: не в силах побороть душевный трепет перед могуществом и славой многовекового кумира своих предков, кумира, перед которым они в душе благоговеют, а иные продолжают еще тайно верить. Префект принужден первым нанести удар божеству, чтобы заставить подчиненных преодолеть суеверный страх и выполнить приказ. Пораженные невиданным кощунством и униженные собственным бессилием, почитатели Сераписа взирают на акт вандализма так, как, вероятно, смотрели москвичи на разрушение храма Христа Спасителя: с отчаянием, скорбью и затаенной ненавистью к вандалам-большевикам.

Очень короткий по продолжительности действия, однако, густо насыщенный событиями, затрагивающими многие социальные и духовные аспекты, роман «Серапис» – произведение глубоко лирическое, поэтому женские персонажи выдвигаются в нем на первый план. И, конечно же, в первую очередь это произведение – своеобразный гимн торжеству человеческой любви.

Через первую любовь трогательная, чуть наивная Дада приходит в лоно христианской веры, несмотря на все испытания, по вине христиан выпавшие на ее долю. Любовь помогает возвышенной Горго мужественно пройти сквозь отвратительную вакханалию единоверцев и кровавый разгул фанатиков-христиан, не утратив вер в добро, и уверовать в превосходство принципов новой религии, ставящих душевную красоту несравненно выше красоты телесной. Преданная любовь ревностной христианки Агнии к язычнику Орфею становится ее последней любовью, а после смерти юноши превращается в вечную любовь к Богу. И всепрощающая материнская любовь, казалось бы, бескомпромиссной Марии в конечном счете помогает ей преодолеть сословные предрассудки и заставить себя не препятствовать браку сына с любимой девушкой.