Георг Эберс - Серапис

1Ракотис – квартал египтян, существовавший раньше основания самого города, построенного впоследствии Александром Македонским у нильской дельты.

2 Город Мертвых – особый квартал с кладбищами и катакомбами, располагавшийся на западной оконечности Александрии. по соседству с Серапеумом и принялись разрушать в нем идолов. Здесь стояли, между прочим, четыре колоссальных кувшина, отличавшихся оригинальными крышками, изображавшими голову человека, обезьяны, ястреба и шакала. Чернь торжественно несла эти головы в шутовской процессии, таща вслед за ними на плечах, в корзинах или на носилках осколки статуй Аполлона, Афины и Афродиты, чтобы бросить их в огонь вместе с чурбаном Сераписа на арене цирка.

Толпа всячески глумилась над изображениями богов: она измазала их лики из белого мрамора смолой или разрисовала красной краской, найденной в письменной комнате Серапеума. Кому удавалось приблизиться к деревянному чурбану кумира или к другим остаткам идолов, тот плевал на них, осыпал их ударами или колол чем-нибудь острым. Ни один из язычников не решался помешать этому. За богатыми трофеями из оскверненных святилищ валили массы народа, так что большая каррука1, попавшая в эту сумятицу, продвигалась вперед самым медленным шагом. Конюхи были вынуждены держать под уздцы запряженных в нее породистых коней. Лошади то и дело вздрагивали от нетерпения и страха, готовые запутаться в постромках или взвиться на дыбы.

В карруке сидел богач Порфирий, окончательно пришедший в сознание, и вместе с ним – Горго.

Константин оставался при больном до тех пор пока врач Апулей считал состояние пациента критическим и пока молодой префект был свободен от службы. Узнав о помолвке дочери с товарищем ее детства, отец Горго принял это известие с большой радостью, как нечто такое, чего он давно ожидал.

Константин послал несколько человек из своих подчиненных за экипажем Порфирия. Кроме того, в числе христианского духовенства, остававшегося в храме Сераписа, он встретил одного знакомого настоятеля из Арсинои, который дал больному проводников из монахов, чтобы оградить его от нападения безумной черни по дороге домой. На углу Солнечной и Акропольской улиц, где Дада с Марком были окончательно затерты толпой, около двухсот вооруженных язычников напали на своих заклятых врагов, глумившихся над их святыней. Началась всеобщая свалка. Как раз в эту минуту повозка Порфирия поравнялась с племянником и его испуганной спутницей. Один из язычников только что убил возле них христианина, несшего перепачканную голову музы. Дада в испуге прижалась к своему возлюбленному, который не на шутку был встревожен грозившей им опасностью.

1 Каррука – четырехколесный экипаж, использовавшийся не только для путешествий, но и для городских прогулок.

Осматриваясь по сторонам, он вдруг увидел брата, делавшего ему знаки и старавшегося пробраться через толпу. Сидевшие в повозке также кивали Димитрию. Приблизившись, наконец, к своим, молодой человек торопливо сказал Марку, что им необходимо, прежде всего, отправить Даду в безопасное место. Ее тотчас посадили в экипаж Порфирия. Братья обещали зайти за ней вечером, а Димитрий, кроме того, шепнул несколько слов на ухо Горго, прося ее быть снисходительной к бедной, одинокой девушке. Каррука снова двинулась вперед. Среди язычников, окружавших ее в эту минуту, многие знали благородного друга старца Олимпия и потому беспрепятственно пропустили экипаж, который вскоре благополучно доехал до Эвергетской улицы, что проходила за городской стеной, и от которой вела прямая дорога к заднему фасаду храма Исиды, к корабельной верфи Клеменса и, наконец, к дому Порфирия.

Трое спутников почти не говорили между собой, озабоченные различными препятствиями, замедлявшими проезд.

Наступили сумерки, а между тем массы людей все прибывали, запрудив, наконец, даже Эвергетскую улицу, очень пустынную в обычное время. Яркое зарево, поднимавшееся над святилищем богини и над верфью, заливало пурпурным отблеском ночное небо, привлекая сюда чернь. Монахи подожгли храм Исиды, и северный ветер занес пожар на верфь Клеменса, где огонь нашел обильную пищу в обширных складах леса и в строящихся судах. Из мастерских с шипением брызгали целые фонтаны искр, взлетавших высоко кверху.

Порфирий с ужасом увидел, что его дом подвергается явной опасности. Однако благодаря распорядительности управителя и усилиям расторопных невольников, пламя не коснулось прекрасного жилища александрийского Креза.