Мулк Ананд - Два листка и почка

— Тебе пора ложиться, мама, — произнесла Барбара с деревянной улыбкой, столь непохожей на ее всегдашнюю живость. Улыбка тут же исчезла, и лицо девушки приняло сердитое выражение.

Де ля Хавр вдруг понял, как ничтожны и смешны все его попытки проявить решимость. Он с презрением подумал о том, как дешево стоит любовь и все его чувства в этой атмосфере: было как-то совестно, что он их здесь обнаружил. Эти люди довели его до того, что он стал стыдиться самого себя. Он ненавидел их за эту манеру всякими недомолвками и молчаливыми угрозами сминать и парализовывать все лучшие порывы, выхолащивать достойное и благородное из любого поступка. Беспредельное отвращение, вдруг овладевшее им, заставило его резко подняться с места.

Лицо его горело от обиды; тем не менее он постарался сказать самым естественным тоном:

— Ну что ж, я начну прощаться, у меня еще бездна дел до утра.

В горле у него пересохло и голос дрожал, что еще больше увеличивало его смущение. Но прежде чем ему успели ответить, он повернулся к Барбаре:

— Вы проводите меня до калитки, не правда ли, Барбара?

Девушка с удивлением взглянула, пораженная таким маневром. Она не могла не ответить на него и не отозваться на зов, прозвучавший в его фразе. Краска бросилась ей в лицо, она невольно оглядела всех, ожидая порицания, потом медленно, притворно тяжело, точно сильно устала, поднялась с места и на секунду остановилась, едва не сгорая от смущения.

— Прощайте, миссис Крофт-Кук, прощайте, миссис Мэкра, — нарочито громко, чтобы прикрыть неловкость, сказал де ля Хавр и сделал несколько шагов к двери. — Вас я еще увижу завтра в конторе, мистер Крофт-Кук. Прощайте!

Он, чуть не споткнувшись, вышел. Барбара последовала за ним, чувствуя, что за каждым ее шагом следят. Женская гордость страдала в ней, необходимость идти за ним при всех казалась ей унизительной; ее возмущало, что он пришел, несмотря на письмо, в котором она просила никогда больше не пытаться ее видеть. По-видимому, догадывалась Барбара, этот человек, которому она отдалась, полагает, что она стала его собственностью, и теперь пришел предъявлять свои права, рассчитывая, чего доброго, что она будет просить у него прощения. Предложение проводить его, несомненно, прозвучало для всех как открытое подтверждение его прав. Она выходила из гостиной полная ярости, вызванной чувством унижения ее женского достоинства и позором, на какой он ее выставлял перед другими.

— Барбара, захвати платок, раз ты идешь на улицу, — ведь холодно, — донесся ей вслед голос матери. Но она даже не обернулась.

Де ля Хавр ждал ее внизу лестницы.

— В чем дело? — спросила она, спускаясь по ступенькам. — Что тебе нужно?

— Я… я хотел проститься с тобой, Барбара, — ответил он, протягивая правую руку, чтобы ее обнять.

— Нет, — отстранила она его руку и отвернулась от него к кустам, окутанным легким туманом.

— Барбара, любимая, разве ты не поедешь со мной? — спросил он, собрав всю решимость, чтобы наконец искренно высказать свои чувства.

— Твоя жизнь так отлична от нашей, — сказала она, — не могу же я отказаться от всех своих близких и друзей…

— Но ведь ты хотела… ты говорила…

— Я не в состоянии жить на твоем уровне: ты всегда кипишь, вечно в напряжении…

— Но ведь все эти месяцы и ты так жила! — воскликнул он в отчаянии.

— Я многого не понимала, и потом я многим восхищалась в тебе… но дальше я так не могу. Ты видишь, я совсем больна и разбита.

Слова ее доносились словно за сотни миль, и вся она казалась безнадежно далекой. Куда делись ее мягкость, дивная гибкость ее тела, приводившая его в трепет, то неуловимое очарование, каким она умела привлечь его к себе, когда он бывал чем-нибудь занят?

— Барбара, моя любимая, — снова протянул он к ней руки.

— Нет, — сердито отрезала она с непреклонным видом.

— Ну что ж, тогда прощай, — сказал он и повернулся, точно собираясь уйти.

— Прощай, — отозвалась она, но оба медлили.

— Бэбс, Бэбс, да накинь же платок, ты простудишься, — снова донесся голос миссис Крофт-Кук.

— Прощай, — снова повторил де ля Хавр и попытался привлечь ее к себе, чтобы поцеловать.

— Нет, нет, любимый, — взмолилась она.

Де ля Хавр видел, как в освещенном проеме двери мелькнул силуэт миссис Крофт-Кук. Он повернулся и быстро зашагал прочь. По щекам его струились слезы; его душила горечь переживаний…

«О боже! — наивно подумал он, — ведь я поступил честно и не виноват…»

Им овладело странное безразличие. Лишь изредка в опустошенной душе проносились беспорядочные мысли — сожаление или раскаяние, — как осенние желтые листья, подхваченные порывом ветра.