Вячеслав Шишков - Пейпус-Озеро

– Вы думаете? О, да… Мы все шутники… Хе-хе-хе. А вот и лестница. Мы все шутники, все! – Бритый подбородок генерала чуть дрогнул и что-то засвербило в носу – Ба-а-льшие шутники… Да, да… – Генерал вздохнул и зашагал по лестнице, пристукивая палкой.

– Вы по ночам разговаривайть, – сказала Нелли, поддерживая генерала под локоть. – С кем вы говорить?

– С богом… Молюсь. Мне единственное осталось утешение – молитва. Да, да, не улыбайтесь, Нелли… Молитва. – Подбородок его задрожал сильнее, глаза заволокло слезами, но генерал крякнул, выпрямился и, отворив дверь, бодро пошел чрез коридор в столовую.

– Бон жур, женераль, – поднялась ему навстречу краснощекая баронесса в гофрированном светлом парике.

– Бон жур, мадам! Бон жур! – и, щелкнув шпорами, он поцеловал выхоленную, в бриллиантах, маленькую руку.

– Садитесь, генерал. Пожалуйста, в кресло, в кресло. Мимишка, тубо! Ну, как вы себя чувствуете, генерал? Вообще как дела?

Сидевшая на подушке Мимишка, пристально глядя на старика, наклонила лохматую головку влево.

– Благодарю вас, чувствую себя прескверно, – вздохнул генерал, наливая в кофе густые сливки, – так чувствует подыхающий в конуре старый пес, простите за сравнение.

Мимишка еще пристальней уставилась на генерала и наклонила головку вправо.

– Что вы, к чему такой пессимизм!.. А правда, вы за последнее время очень изменились, очень… Вам бы отдохнуть. Ну, а как ваша семья?.. Давно не получали известий?

– Париж молчит… Плохо им там. Ведь мы же все почти оставили в России. А заграница денежки любит, денежки…

Баронесса ласково округлила подведенные глаза и задала вопрос:

– Ну, скажите, генерал, а как же дела вашей армии?.. Вообще, какие ж ваши планы в дальнейшем?..

– Плохи, – сказал генерал, пожевав губами. – О всем же прочем позвольте, баронесса, умолчать…

– Пардон… Конечно, конечно… – она досадно двинула локтями и бедрами. – Вот не угодно ли торта, с цукатом. Вы любите? А знаете, я чем угощу вас? Сейчас, сейчас… – и она нажала кнопку. – Нелли, подайте землянику и сливок добавьте в кувшин, – и обращаясь к генералу: – свежая, ваше превосходительство, только что с кустов, сама брала…

Генерал, опустив голову, часто мигал и чертил ложкой на скатерти квадратики. На коротко остриженной седой голове его блестела лысина, и вся фигура его с подергивающимися позлащенными плечами была несчастна. Мимишка с грустью смотрела на старика, и ее собачьи глаза покрылись влагой.

– Генерал, ваше превосходительство, – задушевно и тихо произнесла баронесса. – Ну, будет вам… Ну, расскажите мне что-нибудь веселенькое.

Генерал поднял смущенное, старое, как стоптанный сапог, лицо, взглянул на баронессу и, быстро отвернувшись, выхватил из кармана платок.

– Если б… если б… не вы… баронесса… – прерывистым шопотом начал он, затряс головой и уткнулся в платок.

– Ваше превосходительство… милый…

Генерал шумно высморкался и крикнул вдруг:

– Черти! Пардон, пардон… Тысячу раз пардон… Представьте, баронесса, они, черти, украли казенную печать!.. Бегут, бегут, бегут… Куда бегут, зачем?..

Печать, действительно, не отыскалась.

Вечером, при закрытых дверях, ротмистр Белявский вел разговор с генералом.

– Вы, ротмистр, слышали?

– О, да.

– Я совершенно сбился в ситуации событий: и прошлых, и в особенности будущих. А то, что совершается теперь…

– Разрешите, ваше превосходительство, пояснить, насколько я, так сказать…

– Пожалуйста, пожалуйста.

Генерал развалился с ногами на кушетке:

– Извините, ротмистр, но за последние дни я так… я так…

Ротмистр же сел на круглый табурет, как журавль на кочку. Он вынул платок, встряхнул его – запахло любимыми духами баронессы «Dolce Mia» – и высморкался.

– Вот в чем дело, – начал он, – придется, фигурально выражаясь, танцовать от печки, от Бермонда. Я, конечно, ваше превосходительство, ничуть не претендую на непогрешимость, так сказать, своих…

– Я, ротмистр, слушаю.

– Пардон… Конечно, история со временем выяснит, ваше превосходительство, все те махинации союзников и немцев, все те явные и скрытые рычаги, всю ту закулисную карусель и неразбериху, которая…

– Кха!! – кашлянул, точно выругался генерал.

– Пардон, пардон, – звякнул ротмистр шпорами. – Во-первых, где корень наших неудач? В полковнике Бермонде. Неоспоримо. Этот неспособный тщеславный человечек вдруг вообразил себя Наполеоном и заявил, что он может выбить большевиков из Риги только во главе собственной западной армии, русской, конечно.