— Ненни, хорошо бы тебе наконец как-нибудь покончить с делом этих двоих торговцев с юга. Ты уже целый месяц говоришь «завтра, завтра»!
— Моя Шесу, я уверен, что исход их спора не имеет никакого значения. Что от него зависит? Несколько мешков зерна и жалкий осёл, которого каждый из тяжущихся постарается поскорее сжить работой со света.
— Осёл? Мешки зерна? Ради бороды Птаха, опомнись, Ненни! Они судятся об огромном состоянии и торговом флоте с четырьмя десятками рабов на каждом корабле!
— В конце концов, это одно и то же, — пожав плечами, ответил Ненни.
«Никакого другого ответа я не получу, — подумала Хатшепсут. — Ну и ладно. Я сама займусь этим делом».
Она стала самостоятельно решать множество вопросов. Ранним утром царица приходила к ложу фараона со списком прошений, которые уже решила для себя, и торопливо получала от него подтверждение. Таким образом удавалось сделать многое. Министры тоже не возражали — тем более что им становилось всё труднее и труднее получить от фараона хоть какой-нибудь ответ. Настойчивость приводила его в уныние, его ответы становились всё более и более уклончивыми, так что собеседники через некоторое время замечали, что царь говорит уже на совершенно постороннюю тему и при этом ещё и спорит сам с собой.
Взять, например, скандал, разразившийся в Фивах неделю назад, одновременно с приходом летних ветров. Было ограблено нескольких царских гробниц. Загадочным образом древние золотые чаши и шкатулки объявились в нескольких фиванских лавках. Со временем тайну удалось разгадать и найти грабителей, которыми оказались трое стражников некрополя, жрец Хатор, двое ткачей и известный судья.
— Этих людей необходимо сурово покарать, и как можно быстрее, — доказывал Футайи фараону на собрании министров, — причём обязательно публично. Хапусенеб удвоил стражу некрополя, но ведь именно стражники в этом случае оказались предателями...
— Трое стражников, жрец, двое прекрасных ремесленников и судья, — пробормотал фараон. — О боги, несчастные люди из-за какого-то золота подвергнутся ужасным страданиям.
В дальнем конце комнаты Нехси с беспокойством взглянул на Инени, который пристально разглядывал пол под ногами, а затем перешёл к внимательному исследованию ногтей. Взгляд Футайи обежал озадаченные лица. Похлопывая свитком себя по колену, он вновь повернулся к фараону.
— Ваше Величество, им нужно было только золото. В этом не может быть никаких сомнений. Дело лишь в том, как их наказать.
— Мне кажется, достаточным наказанием явится то, что они войдут из ада в загробную жизнь, имея в руках одно лишь золото.
— Ненни, во имя Амона! — вскричала Хатшепсут. — Ты согласен хотя бы с тем, что за такие преступления следует карать?
Фараон медленно повернулся и посмотрел на неё.
— Ты думаешь, что смерть вернёт им души?
— Я говорила совсем не об этом. Я и не думала о казни, я имела в виду обычное для таких случаев публичное наказание — сотню ударов кнутом по пяткам.
— А, уловка, — слабо улыбнулся фараон. — То, что позволяет решить всё, кроме главного вопроса.
— Значит, ты считаешь, что их следует казнить?
Ненни не отвечал, его взгляд упирался в какую-то точку рядом с её правым глазом.
— Ненни! Скажи наконец что-нибудь!
В ответ он с глубокомысленным видом пробормотал:
— Почему же нет? Их жизни теперь лишены смысла. Все жизни, я уверен, лишены смысла.
Хатшепсут не могла понять, отвечал он на её вопрос или беседовал сам с собой.
Наступила тишина. В конце концов Хатшепсут отвела взгляд от его лица и встала, крепко сжав руки и ни на кого не глядя.
— Его Величество приговорил этих людей к смерти, — провозгласила она.
Никто ей не возразил. Она правильно истолковала его слова — конечно, если считать, что он дал ответ.
Значение Хатшепсут как толкователя и глашатая слов Ненни всё возрастало. Что ни говори, она была дочерью Амона и содержала будущее в своём чреве. Её права были неоспоримы, а обязанности ясны. Лишь она одна знала, как подвести Ненни к решению того или иного вопроса. Иногда, когда фараона мучила лихорадка, его было легче убедить, чем в другое время; она научилась использовать эту закономерность, когда речь шла о достаточно важных делах.
Совершенно случайно она обнаружила волшебный ключ, при помощи которого удавалось проникнуть в закрытую наглухо оболочку упрямства Ненни. Однажды она произнесла слова: «Именно так поступил бы господин мой отец». Эта фраза заставила Ненни умолкнуть и посмотреть на неё со странным выражением, будто он прозрел. Когда фараон возобновил разговор, то без всяких споров согласился с её предложениями. Событие поразило её, а затем заставило задуматься. И с этой фразы бразды правления Египтом незаметно перешли в другие руки.
Читать дальше