Виталий Елисеев - 25 дней и ночей в осаждённом танке

Будаев и Ерошкин в один голос ответили, что подобает в таких случаях.

От разведчиков пошли на склад. Получив на два дня сухой поек, пошли к автоматчикам.

К полудню, совсем некстати, погода заметно улучшилась. Дождь, до того ливший несколько дней подряд, поредел, превратившись в мелкий и частый. Небо, по-прежнему оставаясь в темных тучах, местами кое-где заметно просветлело. С автоматчиками спустились в долину.

Полчаса тому назад здесь шел жаркий бой, а сейчас вокруг было предательски тихо. О нем лишь напоминали заполненные водой глубокие колеи, оставленные гусеницами танков.

Противник молчал как паршивый пес, зализывая раны. Видимо здорово получил. Не было слышно стрельбы и с нашей позиции. Только изредка то с одной, то с другой стороны громко стреляли орудия. С воем над их головами проносились снаряды и разрывались далеко от них. Переходить через долину группой – жди мину со стороны противника. Чтобы не рисковать, рассредоточились.

Впереди автоматчики. Шли уверенно. Постоянный риск притупил у них чувство страха. На войне никто не может сказать, придет ли он обратно, но об этом не думалось. Ненависть к врагу, желание отомстить кровью врагов за поруганную честь Родины – вот тот неиссякаемый родник мужества, который двигал бойцов вперед. Автоматчики безошибочно вышли к плотине.

После того, как перешли через неё, дорогу им преградило вмятое глубоко в землю противотанковое орудие.

– Чисто сработали, – с нескрываемым восхищением проговорил автоматчик, задержавшись возле него. Вмятое в землю, с покореженным стволом, торчащим из земли, оно, как бы просило прощение за творимые злодеяния фашистов.

За орудием из колеи торчала рука. Все, что осталось от артиллериста. Остальное было вмято в землю гусеницей. В другой колее смятый сапог и еще что-то. Хоть артиллеристы противника, но видеть это, все равно тяжело.

– Наша передовая впереди метрах в ста отсюда, – предупредил автоматчик, указав рукой на передний край. – Будьте осторожны. Без надобности не выходите из танка.

Рис. 5. Т-34—85 увяз в болоте.

После того как автоматчики ушли, они торопились возвратиться, Будаев и Ерошкин подошли к танку и обошли вокруг.

Он застрял недалеко за орудием. На поверхности оставались только верхняя часть корпуса и башня. Гусеницы, колеса, все это было скрыто болотной жижей.

– Не выйдет своим ходом! – засомневался Ерошкин.

Будаев промолчал. Он, как и Ерошкин, не верил, что можно самостоятельно выбраться из этого болота. Но было не до рассуждений. Пока затишье, надо торопиться.

Крышка люка на башне была опущена и не заперта изнутри. Будаев, стоя на корпусе, приподнял её, прислушался. Ерошкин страховал. Тишина. Опустив ноги в проем люка, спрыгнул вниз. И тут его словно кто-то острым ножом ударил в самое сердце! Так сильно резануло! Ноги уперлись во что-то мягкое. Тела были еще теплыми. Осторожно, через люк механика-водителя вынесли их. Из кармана гимнастерок достали документы. В кармане Краснопеева Будаев нашел два письма. Он взял их, чтобы ответить. Но последующие события завязались в такой тугой узел, что не только ответить, просто прочитать их не оказалось времени.

Танкистов положили недалеко от танка в воронку.

– Прощайте боевые товарищи, прощай сынок, – еле шевеля губами, тихо проговорил Будаев и соленая, скупая солдатская слеза навернулась на глаза.

Как смогли, малость забросали землей, молча постояли и так же молча возвратились в танк.

Пробыли в нем недолго. Поняв, что без грамотного офицера им не разобраться, вернулись в часть и обо всем доложили зампотеху.

Выслушав, Антонов отослал их обратно, пообещав прислать командира. После этого доложил комполка.

К танку Будаев и Ерошкин возвращались знакомым путем. Шли поодиночке, стараясь не попадать в поле зрения противника, используя рельеф местности. Вокруг затишье. Будаев поймал себя на мысли, когда так предательски тихо, жди чего угодно!

Заняв танк, приступили к ремонту.

Во второй половине дня противник предпринял наступление. После ожесточенного боя, наша пехота получила приказ отойти на прежние позиции. Будаев и Ерошкин слышали стрельбу, но не придали ей значения. На передовой всегда стреляют. Хорошо, что Кузьма по надобности полез из машины через башенный люк.

– Немцы! Драпаем! – не своим голосом закричал он.