Жильбер Синуэ - Порфира и олива

— Уведите его!

Наружи в утреннем полумраке кричала мать:

— Сжальтесь! Сжальтесь над ним! Ведь это еще дитя! Возьмите взамен мою жизнь!

Он снова попытался убежать, но упал и отчаянно цеплялся за землю, впиваясь в родимые камни, когда его оттаскивали прочь...

Затем был длительный пеший поход на запад, первые заледеневшие поля Верхней Мезии, терзаемая шквальным ветром пасмурная Иллирия, стоянки под безысходно тоскливыми ливнями в Салонах, что в Далматии, и многодневное следование вдоль морского побережья. Море он тогда увидел впервые в жизни. Но оно стало лишь еще одной вехой на пути в изгнание. Потом они проследовали по землям Норика мимо Эмоны, перешли Альпы, миновали Медиоланум [7]... и наконец нырнули в путанные лабиринты того, что именуют городом Римом.

— Что мне с тобою делать?

Он ничего не отвечал. Аполлоний хотел, было взять его за руку, но тот сжал пальцы, чтобы римлянину достался только кулак.

— Не надо со мной воевать, Люпус. Потом как-нибудь ты еще будешь меня благодарить, что я подловил на этой опрометчивой выходке своего друга Карпофора. Следуй за мной. Мы сейчас вместе обойдем этот дом, где волей-неволей тебе придется научиться жить. Даже если это и кажется тебе теперь лишенным всякого смысла, я бы тебя попросил не озираться с ненавистью, подобно зверю, запертому в клетке.

Жилище Аполлония было инсулой — отдельно стоящим домом, в котором квартиры сдавались. Себе Аполлоний оставил цокольный этаж, а остальные пустил в наем. Калликст инстинктивно подался назад, пытаясь обозреть это каменное строение, каждый следующий этаж которого сильно выдавался вперед, нависая над улицей, и все оно устремлялось вширь и вверх подобно гигантскому спаржевому кусту. На фоне блистающих белизной мраморных плит, опоясывавших дом у самой мостовой, выделялись серые прямоугольники тесаного камня, составлявшие облицовку второго этажа. Охряной яркостью тона выделялась кирпичная кладка третьего, а над ней глаз уже отдыхал на, тускло-коричневого цвета, плитке, замостившей все пять верхних этажей. Весь фасад исчертили лестницы (каждый временный владелец отдельных апартаментов пользовался своим личным выходом), а также множество деревянных и каменных балкончиков, поддерживаемых колоннами, те в свою очередь красовались пышной зеленью увивших их лиан.

На подоконниках, по крайней мере, тех, что не заслоняли затворенные от солнца ставни или кусок крашеной ткани, виднелись горшки с цветами, а подчас и настоящие садики в миниатюре.

Вместо того чтобы поделить эту часть здания на множество лавчонок, складов и таверн, как-то делали обладатели большинства подобных «островков», Аполлоний решился расположиться там самолично. Тем более что так он был полностью отделен от обитателей верхних этажей и вполне воспользовался дарованной самому себе обособленностью.

Атриум, обширная центральная зала, обрамленная колоннадой, была выложена мозаикой, цветные камни которой, как звездочки лучей, переливались на фоне пастельных стенных фресок. Калликст с удивлением обнаружил там Орфея, усмиряющего звуками лиры свирепых зверей. Прочие сцены не содержали ничего примечательного.

В центре залы из квадратного углубления бил очаровательный фонтанчик. Аполлоний объяснил:

— По дарованной мне императорской привилегии в этот бассейн поступает вода из акведука. Я позволяю моим жильцам черпать ее отсюда бесплатно. А это позволяет им не зависеть от общественных колодцев и источников.

Калликст услышал свой собственный голос, в нем звучала ирония:

— Там, где я родился, никому не надобилось прибегать к подобной уловке. Во Фракии хватает рек и речушек. И ни у кого не бывает недостатка в воде.

Аполлоний какое-то мгновение неподвижно смотрел на мальчика, пребывая в нерешительности, и затем принялся не спеша обходить залу вдоль колоннады, продолжая называть основные из примыкавших к ней помещений.

— Вот триклиний, здесь я по временам обедаю с друзьями. А здесь экседра. В ней я принимаю клиентов и поручителей. Тут же я и работаю: диктую письма; но охотнее всего я уединяюсь здесь ради одного из немногих отпущенных мне жизнью наслаждений — ради чтения. А позади — отхожее место; продавец удобрений чистит его раз в месяц каждые ноны [8].

Затем он углубился в сурового вида проход. Слабо горевшие лампы, свисавшие с потолка, освещали мерцающим светом белые оштукатуренные под мрамор стены с нишами, в которых стояли мраморные бюсты мужчин и женщин. Хотя Калликст и пришел от этого зрелища в некое изумление, он не подал виду.