…Когда вернулся в Москву из ордынского плена Василий, нашлись завистники, которые захотели порушить многолетние братство и содружество двух внуков Калиты - Дмитрия Ивановича и Владимира Андреевича. Они решили, что с возвращением сына Донского настало время подстрекнуть Храброго к разговорам о престолонаследии.
Потихоньку злой ветер задул из родовой вотчины Серпуховского, усилился по мере нездоровья великого князя, когда стало ясно, что жить ему осталось недолго. Кто займет всерусский стол? Прославленный военачальник, герой Куликовской битвы, любимец народа или юный отрок?.. Двоюродный брат или сын великого князя? Внук или правнук Ивана Даниловича Калиты? Дядя или племянник?
Практика престолонаследия на Руси показывала, что великокняжеская власть не обязательно должна переходить по прямой линии от отца к сыну.
После подстрекательств дотоле целеустремленный, мужественный Владимир Андреевич растерялся и, поддавшись на уговоры своих подданных, проявил колебание. Серпуховские бояре, если бы власть перешла к Храброму, из вотчинных сразу стали бы великокняжескими, а там почет, богатство…
Но Владимир Андреевич вовремя одумался, знал, что дело может зайти слишком далеко. И не навредит ли сие благополучию всей Руси-матушки, по выражению Преподобного Сергия? На пороге враг, ордынцы снова взяли Переяславль Рязанский. И единодушие было сейчас всего нужнее для безопасности государства.
И Храбрый «уничижился», понимая, что в этом и кроется его возвышение, а значит - бессмертие. Ибо только любовь народа, продолжающаяся из рода в род, делает умерших вечно живыми…
На Благовещенье, идя с утреннего богослужения, Дмитрий Иванович, почуяв перемену в настроении брата, приобнял его за плечи и пригласил к себе на беседу. Следствием её явилось третье «докончание». Летописец записал, что 25 марта 1389 года, «на Благовещение Пречиста Богородицы» князь московский с двоюродным братом своим «взя мир и прощение».
В третьем «докончании» еще говорилось: «Тобе, брату моему молодшему и моему сыну; князю же Володимеру Андреевичу держати подо мною и под моим сыном, под князем Василием, и под моими детьми княженье мое великое честно и грозно. А добра ти мне хотети и моим детем во всем. А служити ти мне без ослушания».
Жить Дмитрию Ивановичу оставалось два месяца.
Уже весна перевалила за половину - запахли почки на деревьях, ожила оттаявшая земля, дни стояли солнечные, пронизанные гулким воздухом. И в один из таких дней Дмитрий Иванович позвал к себе Преподобного Сергия; его привезли из Троицы незамедлительно. К приезду игумена уже собрались в опочивальне великого князя девять старейших бояр, чтобы составить духовное завещание.
Объявив Василия своим наследником, Дмитрий Иванович каждому из пяти сыновей дал уделы: Василию - Коломну с волостями, Юрию - Звенигород и Рузу, Андрею - Можайск, Верею и Калугу, Петру - Дмитров, болезненному Ивану - несколько сел, чтобы управлял по мере сил. Великой княгине отошли поместья и знатная часть московских доходов.
После составления завещания Дмитрий Иванович как будто пошел на поправку. В это время супруга его родила шестого сына, Константина; крестным отцом его стал старший брат Василий, а крестной матерью - Мария, вдова последнего тысяцкого.
Но здоровье Донского неожиданно резко ухудшилось. Тогда великий князь собрал снова своих бояр, велел приблизиться к ложу и сказал:
- Вам, свидетелям моего рождения и младенчества, известна суть души моей. С вами я царствовал и побеждал врагов для счастия Руси, с вами веселился в благоденствии и скорбел в злополучиях, любил вас искренно и награждал по достоинству, не касался ни чести, ни собственности вашей, боясь досадить одним грубым словом. Вы были не боярами, но князьями земли Русской. Вспомните, что вы мне всегда говорили: «Умрем за тебя и детей твоих». Служите моей супруге и юным сыновьям, делите с ними радость и бедствия. Даете мне в этом слово?
- Даем! - в один голос воскликнули бояре.
Затем Дмитрий Иванович обнял Евдокию, каждого из сыновей и добавил:
- Бог мира да будет с вами!
Вскоре он скончался. Произошло это на третий день после рождения шестого сына, на рассвете 19 мая 1389 года.
Слыша, как причитала над усопшим жена его Евдокия, Серпуховской думал, будут ли над его телом так причитать. Это была настоящая песнь женской любви.
«- Како умре, животе мой драгий, почто аз преже тебе не умрох? Како заиде свет очию моею? Почто не промолвиши ко мне, свете мой прекрасный?..
Читать дальше