Владимир Афиногенов - Витязь. Владимир Храбрый

- Обрати внимание на нашу Софьюшку. До чего хороша! Красива, стройна, умна. Ты все сыновьями занят, а дочь твоя расцвела, как роза.

- Значит, у неё и шипы имеются, - пошутил Дмитрий Иванович.

- Если понадобится, то отыщутся.

- Так что же ты советуешь?

- У Олега Рязанского сын Федор в года вошел, пора женой обзаводиться. После смерти отца он наследует княжество. Говорят, в Олега пошел - тоже упрямый, но если женить его на нашей Софье, то упрямство она у него поубавит. К тому же самому Олегу будет не с руки, когда станем родственниками, нам пакостить.

- Согласен с тобой. Надо для такого серьезного разговора с рязанским князем умного человека выбрать. И думаю, не из ратных людей, бояр и князей. Есть такой человек у тебя на примете?

- Как не быть?! Конечно, есть. Старец из Троицкой обители, отец Сергий.

- Ах ты, моя умница! - великий князь крепко поцеловал жену…

Несмотря на то что здоровье Дмитрия Ивановича ухудшилось, он сам, сев на коня, прибыл в Троицу, где и беседовал с Преподобным. Тот принял предложение отправиться в дальнюю дорогу, усовестить Олега и просить, чтобы взял в невестки дочь великого князя московского. Дмитрий и Сергий понимали, что тут есть доля унижения для всего московского княжества, но ради благополучия его, ради безопасности людей можно пойти на это. Ведь из года в год вражда будет плодить вражду.

Троицкий святой отправился в Рязань по обыкновению, как того требовал монашеский устав, пешком, в сопровождении нескольких бояр и иноков. В Рязани святого встречали колокольным звоном, толпы людей приветствовали, зная, кто к ним пожаловал. Многие просили благословения.

Рязанский князь при виде семидесятилетнего старца даже растерялся. Первоигумен сам к нему пришел, преодолев осеннее бездорожье, хотя мог вызвать князя в Троицу, и тот, как всякий православный, почел бы за честь туда явиться.

Разговор был долгим и трудным. Олег жаловался на московских князей: мол, отняли у Рязани Коломну и, когда грозит опасность от Орды, ничего не предпринимают.

- А что мне остается делать?! - с горечью говорил Олег. - Мои люди такие же подданные; я ведь должен защищать их… Потому, чтобы обезопасить свое княжество, я провел и Тохтамыша.

- Но, уходя назад, он спалил твои города и веси… Разве можно верить поганым?! Да и Чингис говорил, что покорностью врагу ты лишь увеличиваешь его притязания. А на Коломну зачем напал?

- Отче, осерчало сердце за Мещеру.

- Умерь зло, отвори сердце для добра и мира.

По просьбе великого князя московского я пришел, чтобы сказать тебе о его смирении. И закончите распрю, вредную нашей Руси-матушки, супружеством ваших детей - Федора и Софьи.

Олег Иванович, ко всеобщему удивлению, согласился. Летописец отмечал: «Преже бо того мнози ездиша к нему, и ничтоже успеша и не возмогоша утолити его, Преподобный же игумен Сергий, старець чюдный, тихими и кроткими словесы и речми и благоуветливыми глаголы, благодатию данною ему… много беседовав с ним о ползе души, и о мире, и о любви; князь велики же Олег преложи сверепьство свое на кротость, и утишися, и укротися, и умилися велми душею, устыдебося столь свята мужа, и взял с великим князем Дмитрием Ивановичем вечный мир и любовь в род и род ».

Свадьбу, правда, сыграли позже, в третьи осенины [102] [102] Третьи осенины - они приходились на 14 сентября, на Воздвиженье (Крестовоздвиженье), когда, говорили, кафтан с шубой сдвинулся. 1386 года.

А каково жилось в неволе сыну Донского Василию? Ведь после первого «выхода» Тохтамыш не отпустил княжича на Москву! Хан твердо знал: покуда сынок находится у него, Москва будет исправно платить дань. Заложничество Тохтамыш возвел в одну из статей своего дохода; кроме княжича Василия, в плену в Орде томились сын Михаила Тверского Александр, нижегородец Василий Кирдяпа и младший сын Олега Рязанского Род ос лав.

Александр и Василий Кирдяпа являлись двоюродными братьями, княжич Василий приходился по материнской линии своему тезке-нижегородцу племянником, да и с Александром состоял в отдаленном родстве.

Первым, не выдержав плена, бежал Кирдяпа. Тайно проникнув на купеческое судно, он отплыл от ненавистного ему Сарая. Но был выдан ханскому послу, возвращавшемуся из Междуречья, который и доставил беглеца Тохтамышу.

Этот побег, пусть и неудачный, запал в душу княжичу Василию, находившемуся в Орде уже три года. Он с надеждой стал поглядывать на воды Итиля.

Однажды, сидя на берегу, услышал Василий старческий голос: