Владимир Афиногенов - Витязь. Владимир Храбрый

Мурза схватился за копье, но меч князя перерубил древко; ордынец не мог воспользоваться луком, ибо противник находился совсем близко. Увидев перекошенное от гнева лицо Храброго, безоружный мурза ударил в бока коня каблуками сапог и кинулся наутек.

Кто-то из богатуров пустил стрелу в князя, но промахнулся, и она впилась в шею его жеребца. Тот споткнулся, упал на колени, но Храбрый успел спрыгнуть и устоять на ногах.

И тут раздался громовой клич из дубравы:

- За Дмитрия!

- За Храброго!

- За Москву!

Ордынцы смешались и побежали - кто к высокому берегу Ламы, кто к Городенке. Многие прыгали вместе с лошадьми в реку, пытаясь доплыть до противоположного берега…

Победа была ошеломляющей. Сам мурза, переправившись через Городенку, остался жив, но от туменов осталось лишь несколько сотен. Узнав о его разгроме, хан Тохтамыш, собрав остатки своего войска, спешно покинул Москву и удалился в сторону Коломны. Проходя через рязанское княжество, он нарушил данное Олегу Ивановичу слово: пожег городки, посады и селения и увел в полон много рязанцев.

Сам Олег со своим двором в очередной раз схоронился в мещерских болотах. Зная, что измены московский князь ему не простит, он, выбравшись оттуда тайно, покинул Рязань, направившись в Литву.

Тяжело было Дмитрию видеть сожженный Кремль средь обугленных черных его стен, жаль ему было погибших людей, тысяч потерянных навсегда рукописных книг, опечалило Донского предательство рязанского князя. Сколько сил и труда они с Боброком приложили, чтобы уговорить его действовать заедино. И ведь вроде удалось это: не стал же Олег в Куликовской битве выступать за Мамая, а вот Тохтамы-шу вышел навстречу и показал броды через Оку.

Дмитрий созвал княжий совет и на нем решил послать брата с войском в Рязань. Он даже повелел привезти Олега в Москву в цепях, но потом, подумав, это повеление отменил.

Однако не знали в Москве, что Олег уже сбежал из своего княжества.

В Серпухове князь Владимир вызвал к себе Стыря.

- Игнатий, Олег Рязанский снова прячется в мещерских болотах. Ты как-то рассказывал мне, что бывал там. Как прибудем - станешь проводником.

- Княже! - взмолился Стырь. - Я же тогда за Аленой следил, думал, она наведет на то место, где прячется Олег, но потерял её из виду. В Мещере Алена родилась и выросла, вот бы её взять с собой. Если она осталась жива.

- Скажи своему другу Карпу - путь съездит домой. Ежели не погибла эта женщина при нашествии Тохтамыша, пусть берет её и догоняет нас.

Вспомнил Игнатий и о своей матушке - ведь она и Алена рядышком на Яузе жили - дома-то по соседству. Наказал Карпу, если жива - поклон ей от меня…

Приехав на берег Яузы, Карп со слезами на глазах увидел обугленные головешки, - все, что осталось от его дома и дома Игнатия. Вдруг дверь одной землянки, сделанной в виде омшаника, куда прячут на зиму ульи с пчелами, отворилась и на пороге - Карп даже вначале не поверил своим глазам - появилась Алена. Та сделала несколько шагов, потом в изумлении остановилась, а затем бросилась навстречу мужу.

- Карп, дорогой!

- Алена, милая, ты жива?.. Женщина рассмеялась:

- Как видишь!.. И матушка твоего друга Игнатия тоже жива. Вместе с ней в землянке обретаемся. Староста нашего села постарался, приказал для нас вырыть. Да не у всех даже землянки есть, прямо на земле люди спят…

- Милая моя, идем, я старушке поклон от Игнатия передам, скажу, что жив её сын… Только мы с тобой на рассвете уедем. Наша рать идет на Рязань - на Олеговом дворе князя нет, он схоронился в мещерских болотах. Велено тебя взять с собой. Только ты туда дорогу знаешь.

- Знаю.

- А чего не спрашиваешь, кто рать ведет?

- Да уж догадалась по твоему вопросу и насупленным бровям…

- А скажи, страшно в Москве было?

- Страшно, Карп. И не токмо в Москве.

В полутемной землянке мать Игнатия не сразу признала Карпа, а признав, заплакала. Успокоившись, лишь сказала:

- И вы убереглись…

Опечалилась старая женщина, узнав, что рано поутру Алена и Карп оставят её, но слезы на этот раз удержала:

- Ничего, не привыкать мне одной-то.

- Ты уж, матушка, прости Игнатия, что не смог приехать. Служба.

- Служба дак служба. Разве я не понимаю?!

Карп проснулся, когда только-только заря занималась. В землянке было темно. Засветил лучину, загородив полусогнутой ладонью огонек; старушка спала, отвернувшись на нарах к стене. Алена тоже спала, улыбаясь во сне. Карп затушил лучину и выбрался наружу.

Ах, какое чудесное утро. Перистые длинные красные облака разлеглись на небе. Вода в реке тихая, кажется, еще и рыба спит. Вот в прибрежных кустах раздался свист соловья, потом повторился громче и перешел в пение… «Ишь, поет, людей будит», - с улыбкой подумал Карп.