Нариман Джумаев - Огонь войны (Повести)

— Гранаты они могут бросать только с близкого расстояния, — сказал Каджар. — Так что следите.

Немцы поднялись по команде и, пригибаясь и прячась за деревья, молча побежали в атаку.

— Прицел держать, — приказал Каджар. — Огонь!

Залп был дружный. Немцы сразу же ответили. Автоматные очереди полоснули по штабелям бревен, за которыми залегли мстители. До, это были уже не беглецы, а войны, крепко державшие в руках оружие.

— Вести только прицельный огоиь! — крикнул Каджар. — Бей их, гадов!

В это время на левом фланге разорвалась граната. По донесшимся оттуда стонам Каджар понял, что есть пострадавшие.

— В резерве! — крикнул он. — Заменить выбывших!

И дал короткую очередь по солдату, который на мгновение показался из-за дерева. Тот выпустил автомат, схватился за грудь и рухнул.

Очевидно, немцы не ожидали такого отчаянного сопротивления. Оки сначала залегли, потом, постреливая, отошли назад.

Наступила передышка. Каджар, пригнувшись, побежал на левый фланг.

— Ну, как тут, что? — спросил он, не сразу разглядев раненых.

— Трое убитых, — ответил Никодим Арсентьевич, — да вот восьмерых тяжело…

Убитые лежали рядышком в стороне, прикрытые рваными шинелями. Раненые крепились, как могли.

Один, бледный, с впалыми щеками, заросшими седоватой щетиной, проговорил с трудом, словно оправдаться хотел:

— Он ее, гад, наверное, подержал малось… когда кольцо сдернул… вот и… едва долетела..

Видимо, ему совсем стало невмоготу, он закрыл глаза, скрипнул зубами и уже простонал, а не сказал:

— Худо мне, братцы… Не пожалейте патрона…

— И меня… ребята, — прохрипел второй, раненый в грудь. — Я сам… Только винтовку давайте… Не могу.

Каджар обвел долгим взглядом столпившихся вокруг бойцов, и они опустили глаза.

— Сколько у нас патронов?

Пересчитали, оказалось — восемьдесят два.

— Прости, браток, — хрипло застыдился раненый в грудь. — Потерплю как-нибудь… Пусть одной пулей больше будет…

— И меня тоже… простите, — со стоном выговорил тот, что завел разговор о смерти.

Каджар поднялся, выпрямился, сказал тихо:

— Эти пули не пропадут даром, товарищи.

И столько в этих словах было душевной боли, искренности, внутренней убежденности, что Никодим Арсентьевич весь потянулся к нему, как извечно тянутся слабые к сильным.

Каджар говорил, что наши уже рвутся к Берлину. И кто знает, если бы не владел Никодимом Арсентьевичем страх все эти годы, может, он давно бы выбрался из плена, и был сейчас среди тех, кто идет на фашистскую столицу…

— Поесть бы чего, братцы, — мечтательно сказал кто-то рядом. — А то как в присказке — кишка кишке кукиш кажет.

Вокруг засмеялись. Медлительный басок отозвался:

— Зря волнуешься. Твоим кишкам этим делом долго еще заниматься придется.

Никодим Арсентьевич вспомнил, что в полотенце у него, обмотанном вокруг пояса, зашиты кусочки сахара, те самые, которые пожалел он Супрунову.

— Хлеба нет, — суетливо задирая рубаху и отыскивая концы полотенца, сказал Никодим Арсентьевич, — а вот сахару… немного, правда… сейчас я… Вот, берите, ребята, ешьте, — торопливо говорил Никодим Арсентьевич, раскладывая на грязном полотенце свое богатство. — Ешьте, я сладкого не люблю…

Над головами пропела и разорвалась в лесу мина.

— Миномет установили! — закричал Кемал.

— К бою! — скомандовал Каджар и побежал на свое место. — У кого оружия нет, бери колья!

Вторая мина упала совсем близко, осыпала притаившихся беглецов щепой и землей.

— Эх, была не была! Вперед, ребята! Круши их! Ур-ра-а!

— …а-а-а! — нестройно подхватили остальные и побежали за ним, стреляя на ходу, размахивая палками.

Никодим Арсентьевич бежал между деревьями и все никак не мог разглядеть впереди немцев. И вдруг увидел одного совсем рядом, в двух шагах. Он целился из винтовки куда-то в сторону. У него было красное мясистое лицо, белесые брови и глаза, — когда он обернулся, — голубые, еще не наполненные ужасом, просто сосредоточенные глаза. Ничего особенного в облике этого немца не было, но вызвал он у Никодима Арсентьевича такую злобу, такую ненависть, что он даже застонал, кидаясь вперед и обрушивая на мясистое лицо страшный удар. Нагибаясь за винтовкой, он увидел Кемала, который прислонился к дереву и целился куда-то. «Ага, — торжествующе подумал Никодим Арсентьевич, — теперь и у меня есть оружие».

И в это время что-то случилось.

Он видел винтовку, к которой тянулся рукой, знал, что Кемал еще не выстрелил, а только целится, что надо обязательно бежать вперед, идти на прорыв, иначе все они здесь погибнут… Но словно кипяток плеснули на голову. Он хотел выпрямиться, стараясь понять, что же все-таки произошло, стал падать навзничь и увидел красное, разгорающееся, как огонь, небо. «Ага, — с облегчением успел подумать он, — продержались-таки до заката».