Сергей Омбыш-Кузнецов - Повесть о партизане Громове

— С вами пойдём. Беляки нам не с руки.

Первый привал сделали в селе Батурово. Послав Ивана Шаболина в Шелаболиху задержать пароходы с красногвардейцами, Громов направился в местный Совет. Его встретил председатель, худой, с красными от бессонницы глазами, человек. Громов рассказал ему о захвате Камня белыми и попросил нарядить лошадей до Шелаболихи.

— Не дадут, — мрачно ответил батуровский предедатель. — Село-то кулацкое…

— Надо взять.

— Попробую, — неуверенно пообещал председатель и, оставив Громова, направился к сборне.

Прошло с полчаса, а батуровский председатель не возвращался. Игнат Владимирович не вытерпел и с группой конников двинулся в центр села. На площади шум, крики, ругань. Доносятся голоса:

— Не дадим большевикам лошадей!

— Не да-а-вать!..

Председатель Батуровского Совета стоит на высоком крыльце церквушки и пытается что-то сказать, но его никто не слушает.

Красногвардейцы, подъехав к толпе, спешились. Шум сразу же смолк. Вперёд протиснулся крепкий, небольшого роста мужик с аккуратно расчёсанной курчавой бородой и хитрыми глазками, прячущимися под лохматыми бровями. Окинув Громова с головы до ног быстрым взглядом, спросил:

— А чего, паря, в чём дело?

Игнат Владимирович, сдерживая ярость, проговорил:

— Да вот приказ советской власти не желаете выполнять, так думаем за неподчинение кое-кого арестовать.

Мужик усмехнулся и как ни в чём не бывало заметил:

— Так ты, паря, давно бы так сказал, а нам и невдомёк, что это приказ советской власти. Мы ведь неграмотные…

Не прошло и двадцати минут, как на площади собралось около десятка подвод — больше, чем требовалось.

До Шелаболихи отряд добрался без происшествий…

Шелаболиха — большое кулацко-торговое село. Центральные улицы застроены крестовыми просторными домами с резными карнизами и наличниками. Зато на заречной стороне, где живёт беднота, домишки маленькие, вросшие в землю.

По обе стороны главной улицы, как по линейке, выстроились жители, поглядывая на въезд в село.

— С почётом встречают, — заметил красногвардеец, едущий на первой подводе.

— Как бы от этого почёта не пришлось кровью харкать, — проговорил сердито другой, заряжая винтовку.

Едва подводы втянулись в улицу, стоящие до этого с самым безмятежным видом мужики кинулись к лошадям, хватая их под уздцы. Передняя пара, испугавшись, поднялась на дыбы, отбросив в сторону двух здоровенных парней, и помчалась вдоль улицы.

«Видно, из Батурово сюда сообщили о приходе отряда, кулачьё и решило с нами расправиться», — подумал Громов и, хотя знал, что в отряде ни одного пулемёта нет, скомандовал:

— Пулемёты, к бою!

Красногвардейцы дали залп из винтовок в воздух, и нападавшие разбежались.

Подводы остановились на площади. Появился Изан Шаболин.

— Плохи дела, Игнат Владимирович, — говорит он. — «Крестьянин» уже ушёл на Барнаул, а «Лейтенанта Шмидта» нет… — Шаболин помолчал, тихо добавил: — И не будет. Капитан сволочью оказался, выбросил в условленном месте пароход на берег, а там его уже белогвардейцы ждали. Красногвардейцев постреляли, членов Совета арестовали. Сколько хороших людей погибло…

Иван сдёрнул с головы фуражку. То же делают Громов, красногвардейцы. Печальная тишина устанавливается на площади…

Громов идёт на телеграф и вызывает Барнаул, дядю Васю.

— Передай Главному штабу, чтобы выслали нам навстречу подводы и продукты, — просит Громов.

— Передам, — отвечает дядя Вася, — только быстрее двигайтесь вперёд, иначе вас могут отрезать беляки.

Под вечер отряд прибыл в село Шахи, а ночью сюда барнаульский красногвардеец Молчанов и возчик татарин Хайруллин доставили обоз с продуктами и сообщили, что в Барнауле спокойно.

Утром, лишь только занялась заря, отряд двинулся дальше, выслав вперёд разведку. Не проехал он и двух вёрст от Малых Шах, как разведчики привели большую толпу обросших, одетых в рваную, грязную одежду людей. У многих головы были повязаны платками в виде тюрбанов.

— Нехристей поймали, — доложил старший разведчик.

— Каких?

— Сам чёрт не разберёт. Ничего не говорят. Наверное, пленные турки.

— Что в Барнауле? — спрашивает Громов у ближнего пленного.

Молчание.

— Не понимаешь, что ли?

Турок мотает головой.

— А ну поболтай-ка по-своему, — предлагает Громов красногвардейцу-татарину. — Язык-то у вас, наверное, одинаковый, одному аллаху молитесь.

Татарин, размахивая руками, долго старается что-то растолковать турку, наконец, сердито ворчит: