Геннадий Ананьев - Андрей Старицкий. Поздний бунт

- Пойди к Овчине-Телепневу и скажи: я хочу с ним говорить. Один на один.

Войска стояли, готовые к бою, но ни та, ни другая сторона не получали никакой команды. И вот вместо того чтобы двинуть свои силы на холм, князь Овчина-Телепнев пошагал один, к удивлению рядовых мечебитцев, к центру сенокосного поля, обходя павших в сече ратников. Князь Андрей Иванович, поняв, что предложение его принято, приказал оставаться всем на своих местах, с достоинством спустился с холма и уверенно зашагал навстречу Овчине-Телепневу. Он вполне осознавал, что идет к своей смерти.

Переговоры были короткие.

- От имени царицы Елены и от имени ее сына Ивана Васильевича даю твердое обещание, что ты, князь, будешь оставлен без мести. Уделы твои останутся при тебе, - заверил Овчина-Телепнев.

- Моя дружина? Дружина Хабара-Симского? Мои бояре?

- Им тоже не станет ничего худого. Они вправе служить тому, кому хотят и где считают лучшим для себя. А дружины? Разве наказуема верность ратная?

Не спросил Андрей Иванович о судьбе детей боярских, переметнувшихся к нему из царева полка, не спросил о судьбе выборных дворян. Запамятовал, должно быть, второпях.

До Москвы ехали дружно. Как соратники. Только несколько дворян и детей боярских улепетнули по дороге, предвидя для себя худой конец. Остальные въехали в Кремль единым строем.

- Размещайтесь по гридням, - велел Овчина-Телепнев ратникам. - А нам, князь Андрей Иванович, путь к Елене-царице.

- Да, - ответил Андрей Старицкий и тоже распорядился: - Дружина моя и бояре следуют в теремной дворец.

Князь Овчина-Телепнев не возразил. Князья направились к Соборной площади, но даже не дошли до Красного крыльца. Сам дьяк Казенного двора с дюжиной стражников встретил их.

- Тебе, князь Овчина-Телепнев, гневное слово царицы Елены, - сказал дьяк строго. - Ты пообещал то, что не имел права обещать. Царица велела было тебя тоже оковать, но благодари митрополита, сумевшего ее умилостивить. А ты, князь Андрей Старицкий, пойман еси как изменник. Для тебя готова палата. Тесная и темная.

дружина?! Как бояре?!

- На все воля Господа и царицы нашей Елены. Князя Андрея Ивановича Старицкого, окованного, действительно втолкнули в темную и тесную каморку, не велев стражникам с ним заговаривать. Те строго исполняли наказ: один раз в сутки они молча впихивали в узкое оконце кусочек черствого хлеба с кружкой перекисшего кваса и, не сказав ни слова, удалялись. До самой смерти князь так ничего и не узнал о судьбе своей дружины и дружины Хабара-Симского, о судьбах бояр и дворян и детей боярских. А расправились с ними очень жестоко. Бояр и дворян пытали до тех пор, пока те не отдавали Богу душу, тогда их уносили тайным ходом на берег Москвы-реки и швыряли в чистые ее воды.

С дружинниками обошлись сердобольней: отправили их на пушной промысел за Камень без права возвращения. Детей боярских и выборных дворян, изменивших присяге, повесили у дороги на Великий Новгород. На версту друг от друга. На ужас путникам и на радость воронью.

Около полугода голодал в застенке князь Андрей Иванович, прежде чем почить в Возе. Хоронили его с великими почестями, упокоив в соборе Архангела Михаила.

Царица Елена позволила допустить на похороны княгиню Ефросинию с сыном Владимиром Андреевичем, после чего их отвезли в Верею под неусыпный пригляд.

Елена Глинская ненамного пережила свои жертвы. Она умерла во цвете лет. Как предполагали современники, ее отравили. Винили даже в этом княгиню Ефросинию, будто бы она отомстила за своего супруга. Но большинство склонялось к тому, что это дело князей Шуйских. И это, пожалуй, ближе к истине. Ефросиния, каждый шаг которой был под контролем не только стражников, но и тайного дьяка, жила с сыном под надзором в Верее, а оттуда много ли наметишь? Иное дело - Шуйские. Они - у самого трона. К тому же им царица Елена, вопреки предупреждениям Овчины-Телепнева, безгранично доверяла.

Справедливо подобное умозаключение еще и потому, что, как только схоронили Елену, князья Шуйские свершили переворот. Овчину-Телепнева оковали и уморили в темнице, как уморил он князя Михаила Глинского и дядей государя Ивана Васильевича Юрия с Андреем. Более того, по приказу князя Василия Шуйского, объявившего себя главой Верховной думы, арестовали Агриппину Колычеву, несмотря на слезы державного отрока, вдруг оказавшегося беззащитным.

Князья Шуйские набрали силу. Они оттеснили, как и мечтали, юного царя Ивана Васильевича, тогда еще не Грозного. Они правили Думой, решали державные дела, не забывая ублажать себя, и в гордости своей не замечали, как Бельские, объединив усилия с князем Юрием Булгаковым-Голицыным и сыном знаменитого Хабара-Симского, готовили их свержение.