Вадим Полуян - Ослепительный нож

Перед ней сидел Карион Бунко в собольем зипунце.

- С возвращением к жизни, Евфимия Ивановна!

- Ты? Тут?.. Где я? - пролепетала поражённая узница, оказавшись вовсе и не в темнице, и не в тесной коморе в челе Стрельной башни, и не в боковуше Васёнышева дворца под семью замками.

Потолок низок, как в избе. Из оконца солнечные лучи позлащают тесовую перегородку супротив ложа. В косяке не дверь висит - занавеска из крашенины.

- Мы, боярышня Всеволожа, в сельце Падун, что под Костромой, - склонился к ней Карион. - Обережь тут невелика, да и опасности мало.

- Не возьму в толк никак, - перебила Евфимия. - Только что лежала в подземном узилище, изнемогала от ран, и вдруг… переизбыла всю боль, оттаиваю в избяном уюте, радуюсь твоей опеке, друг мой Карион, хотя ты должен быть ой как далеко!

Бывший кремлёвский страж широко улыбнулся, расправил кончики усов:

- Три седмицы назад я удивился не менее твоего, боярышня. Сошлись мы в бою под Галичем с длинноруким Осеем, бывшим моим под начальником. Помнишь, у Фроловских ворот коня тебе подводил, когда бежала от батюшки? Полоснул меня Осей, голову рассёк. А, узнав, сам же и притащил в наш лагерь. Из-под Галича князь Юрий Дмитрия побежал к Белуозеру. Я бы не перенёс дальнего пути. Старый князь послал меня на поправку поближе, в Кострому, к сыновьям, с жёстким наказом быть им со всеми силами встречь ему, когда вернётся с вятчанами. Молодые князья Василий и Дмитрий посоветовали отбаливаться не в городе, куда невзначай может нагрянуть Василиус, ибо засада оставлена слишком малая. Велели ехать в сельцо Падун, затерянное в лесах. Отбиться от татьбы люди есть, рать же вряд ли сюда пожалует. Утром, покидая детинец, выслушал я наказ Василия Юрьича: «Забери с собой узницу, что в темнице под башней». Ты представь, Евфимия Ивановна, мои радость с горем, когда в узнице этой тебя узнал! - Боярышня завела было речь о своих мытарствах, но Бунко перебил: - Не пытай себя сызнова. Подноготную без пытки от тебя слышал. Вся тряслась в огневице, попрекала же братьев Юрьичей без умолку. Немощное тело молчало, душа твоим гласом свидетельствовала. Маялись мы над тобой с тёткой Платонидой, здешней хозяйкой, думали - не жилица. Вдруг из Костромы - Шемякин болярец Котов. Деваху привёз - косая сажень в плечах. Она тебя и спасла.

- Косая сажень? - переспросила Евфимия. - Что-то не то, Карион. Фотиньей её зовут?

- Не угадала, - поднялся Бунко. - Ка-ли-са! - огласил он избу мощным зовом.

Откинулась занавесь на двери. Глазам Всеволожи предстала грубоватая ликом, зато здоровьем завидная дева.

- Я тебя знаю, - приподнялась на одре Евфимия. - Только не помню, кто ты.

Дева плюхнулась на сундук, затупилась рукавом, зашлась в рёве.

- Вот те раз! - плеснул руками Бунко. - Ты с чего? Никак с радости?

- Д-у-умала, никогда-а-а не проснё-ё-ётся! - выла целительница. - Так и будет с зажившими ранами вечно спа-а-ать!

- Я узнала тебя! - обрадовалась боярышня. - Ты - лесная сестра Калиса. Нечувствительно немощи из тела извлекаешь руками.

- Пойду распоряжусь о еде, - решил Карион. - Теперь уж тебя не отпаивать питательным взваром насильно. Сама сможешь вкушать пищу.

Калиса пересела к болящей на край одра. Обе вспомнили кельицу аммы Гневы, где смуглянка Горислава показывала, как не ощущает боли, чернавка Богу мила видела сквозь стенку, молчунья Полактия сковывала взором, Генефа со шрамом через весь лоб читала нрав по лицу. Калиса была наблюдательницей в тот вечер. И вот пришёл её черёд.

Евфимия выслушала рассказ лесной девы.

Пала ниц перед аммой Гневой вернувшаяся из Костромы Фотинья: «Винюсь!» Не вызволила она из-под спуда «ясной звёздочки» Всеволожи. Акилина свет Гавриловна расшумелась было, да тут же и приголубила неудачницу: «Слава Богу, вызволилась сама!» Янина же углядела в заговорённой воде: изнемогает боярышня от распухших ран. Тут пани Бонедя отважно решилась исполнить то, что не удалось её ученице Фотинье. Но амма Гнева переиначила все: «Разумней послать Калису!» Ох и страдал воин Карион, узнав, что Бонедя могла быть здесь, да не появилась. Калисе в Костроме пришлось долго ожидать Котова. В оставленном князьями городе об узнице не выловишь ни полслова: надёжно блюлась злая тайна! К Ватазину, тиуну Косого, с расспросами обращаться брал страх. Отнюдь не напрасный страх, как заметил прибывший Котов. С его помощью Калиса оказалась в Падуне. К тому времени Бунко с Платонидой потеряли надежду. Княжий лечец грек предрёк от горячки смерть и покинул больную. «Отходит!» - заплакала хозяйка избы, когда Котов привёл бы лицу.