Вадим Полуян - Ослепительный нож

- Как? - воскликнула Всеволожа. - Ульяна? Её больше нет?

- Два месяца, - поник князь.

От такого удара боярышня замерла. Привыкла: войдёт в старый дом, объяснится с Ульяной Михайловной, тяжело объяснится, а всё же благополучно. Заранее отложила в памяти пригожие, убедительные слова. И вдруг - нет княгини! Всю землю обойди - её нет.

Вдругожды осиротевшая спохватилась: надобно говорить с хозяином терема, держаться перед ним по достою. Взглянула: смотрит на неё тот самый маленький княжич, трущий перстами лоб, что на строгий вопрос учителя Ивана Дмитрича о значении «счастного колеса» робко отвечал: «Счастное колесо»?.. Его же латины нарицают «фатун» и «фуртуною»…»

Внезапь подошед, ведатель «фуртуны» подал ей руку:

- Евфимия Ивановна, выдь за меня! Ко времени не сказал сих слов. Ныне произношу. Коль тебе не противен…

Она мгновенно вернулась из детства в зрелость и приняла его руку:

- Ты? Мне? Противен? Вернейший из детских друзей! Единственный - без толики зла? Мне ль за тебя не выйти? И Кснятке с Лушей не понадобится сызнова сочинять про отлучку матери.

- А я страдал об этом, когда ты давеча вернулась к ним в ложню и приласкала сирот.

Князь трепетно припал губами к руке Евфимии.

В огороде у колыхалок боярышня сидела с отроком Иваном Васильичем, будущим своим пасынком. Кснятка и Луша покачивались на висячей доске. Князь отлучился в Москву обустроить кремлёвский дом для свадебной каши. Иван расспрашивал Всеволожу о рати с татарскими царевичами под Суздалем:

- Ужель ты скакала на боевом коне и ратовалась мечом?

- Так распорядилась судьба, - неохотно вспоминала Евфимия. - Возложила на меня мужескую обязанность.

- Страх и девицу может превратить в мужа, - пробормотал Иван.

Она видела его ревность к памяти матери, чувствовала истоки тех тугих отношений, что сложатся у княжича с мачехой. И смолчала, ища пригожие подступы к насторожённому юноше. Знала: между отрочеством и юностью человек проходит тонкою коркой льда. Бережно надо его поддерживать, дабы лёд не сломался, идущий не рухнул в непоправимое.

- Мама, прими к себе, устал на доске сидеть, - попросился на колени Кснятка.

И Луша следом тянула руки. Иван хмуро встал со скамьи. Тут же лик его прояснился:

- Батюшка воротился! Вон, яблоко достал с верхней ветки. Жуёт, а хмурится.

- Должно, попался плод кислый, - предположила Евфимия.

Подошёл князь, коснулся невестина лба губами, приобнял сына.

- Отведи детей в терем, Иване, оставь нас на малое время.

Когда княжич с детьми ушёл, Василий, подсев к боярышне, понуро признался:

- Не так всё гладко, как мыслилось. Надобно переменить кое-что. - Всеволожа ожидала, не понимая. Он объяснил спокойнее: - Был у Василиуса. Государь подтвердил новой грамотой свои мне пожалования: Боровск, Серпухов, Лужу, Хотунь, Радонеж. Присовокупил Перемышль. Грамоту скрепил своей подписью митрополит Иона.

- Так слава Богу! - оживилась Евфимия. - Что мрачит твою радость?

- Государев отказ, - совсем понурился Ярославич.

- В чём отказ? - допытывалась боярышня.

- Эх, - сжал кулак Василий. - Не велит жениться на тебе. Кричит, умом тронутый. Слов, как в перине перьев, смысла, как в огне воды. Я сестру Марью позвал в споспешницы. Всуе! Обоих выставил. Властодержец!

Всеволожа задумалась.

- Его прихотью ты явилась под Суздаль, - неукротимо гневался князь. - Той же прихотью должна от меня отъехать.

- Отъеду, - согласилась боярышня. Князь глянул испытующе. Евфимия поспешила договорить:

- Волей твоего властелина.

- Пусть властвует в думе государевой да на поле брани, а не в чужих домах, - с сердцем молвил князь.

Всеволожа успокоительно провела перстами по его руке.

- Удалюсь в девичий Вознесенский монастырь, построенный Евдокией, государевой бабкой. Покойная Ульяна Михайловна говорила, как завещала: «Дщерь Христова, пострижися во святый ангельский иноческий образ, девою суща».

- Девою? - переспросил Ярославич. Она, острожив лицом, поднялась.

- Прости, мой друг. Благодарна за всё. Дозволь попрощаться с детками. Отпусти. Ко обоюдному благу нашему.

Князь встал, крепко обнял её.

- Не пущу! Согласилась стать мне подружней, значит, приняла крест моей воли над собой. А моя воля в том, чтобы нам обвенчаться. Немедля. Здесь. Без суетной каши. Явлюсь в дому кремлёвском с благозаконной женой! Кто посягнёт на освящённых венцом? Ни даже самовластец! Отринь помыслы о трудностях. Готовься к венчанию. А тягот мы отроду не пугались, верно?