- Тихо!.. Михал Борисыч Плещеев внезапь занимает Кремль. Наш въезд его людям открыл ворота. Движутся сюда. Покуда не началась кутерьма, надо уходить.
Всеволожа, не оборачиваясь, велела:
- Сопроводи княгиню. Вскорости буду следом. Слышала, Ядрейко чуть ли не силой повёл Ульяну:
- Выдь, матушка. Срочная весть из дому. Вестило у возка ждёт…
Сообразила: Михал Борисыч Плещеев - двоюродный брат Андрея Фёдорыча, её сподвижника по сидению нижегородскому и татарскому плену. Стало быть, или Шемяка разбит, или в обход ему вой Василиуса занимают столицу.
Достойной ступью, не привлекая внимания, Всеволожа взошла к великой княгине, как привыкла всходить к Витовтовне. Завидев её, Софья потеряла дар речи.
- Ты… ты… ты… - только и смогла произнесть. Боярышня заявила жёстко:
- Коли мне веришь, иди со мною. Софья ещё открывала рот, но уже без звука.
- Будь покорна, - шептала ей на ухо Всеволожа. - Спасёшь и себя, и сына.
Софья затрепетала. Чинно (у Евфимии отлегло от души!), по достою она с ребёнком покинула своё высокое место, в сопровождении боярышни пошла к выходу. Всеволожа заметила перед дверью: наместник Шемякин Фёдор Васильич Галицкий обратил взоры к Софье, сам начал пробираться, дабы степенно оставить храм.
Посадив спасёнышей в княгинин возок, Евфимия умостилась рядом. Ядрейко не сразу погнал коней.
- Кто тут? Кто с тобой? - беспокоилась Ульяна Михайловна.
- Княгинюшка, не взыщи, - попросила боярышня. - Спасаем Софью Шемякину и её дитя.
Старуха рассудила, необинуясь:
- Михал Плещеев семью мятежного Юрьича без оков не оставит.
Осмыслив страшную новость, бывшая великая княгиня запричитала навзрыд:
- Ми-тень-ка-а-а! Эко горе! То-то горе! Свижусь ли с живым? Мёртвого ли помяну? Горе по горю, беда по бедам! Ой-ой! Зачем в жизни малой да высота великая? Где чается радостно, там встретится горестно…
- Перестань, - велела Ульяна Михайловна. - От тебя дитя плачет.
- Цел твой Митенька, - успокаивала Евфимия. - Был бы мёртв или схвачен, не крадучись бы Плещеев вошёл в Москву.
Софьина причеть стала затихать. Шемячич заподвывал, притулившись к матери. Всеволожа обратилась к княгине:
- Дозволь, отвезу другиню в безопасное место?
- В мой дом? - спросила старуха.
- Обыщики чужими глазами проверят домы, - возразила боярышня.
- В Домодедово? - предложила княгиня. Всеволожа ненадолго задумалась.
- Начнут доиск по деревням, Домодедова не минуют. - И спросила у Софьи: - Сама-то где мыслишь надёжнее затвориться? В Угличе?
Та, справляясь с собой, объявила внятно:
- Углич ближе (хлип, хлип!). Галич крепче (хлюп, хлюп!). А как? С кем? На чём? - И сызнова - в три ручья: - Ми-тень-ка-а! Горюшко с тобой, беда без тебя! За хоромами бездомье, за поклонами пинки… Ой-ой!
В голос с матерью завопил Шемячич:
- Вырасту, всем всё вымещу!
«Уж ты выместишь!» - подумала Всеволожа, вспомнив поведение сына Василиуса Ивана в столь же тягостных обстоятельствах.
Старая бездетная княгиня ёрзала на подушках, не привычная к реву, ни невесткину и ни внукову. Не было у неё ни той, ни другого.
- Благослови доставить несчастных в Галич, - напрямую обратилась к ней Всеволожа. - Твой возок не досмотрят. Лучше Ядрейки оберегателя нет.
Свойственница молчала. Евфимия успела усвоить: её молчание предвещает отказ. А в чём отказано, то отрублено!
- Тпррр! - раздалось снаружи.
Факельным пламенем озарились оконца. Замер заливистый звук полозьев. Боярышня выглянула в проталинку. Не узрела ничего. Затянут отдышанный пятачок молодым ледком. Голоса снаружи - как лай на псарне.
- Так где ж, сучий потрох, отродье Шемякино? Отвратительный голос! Давно и единожды слышанный. Чей, не сыщешь в заулках памяти.
- О-а-а!- ответствовал стон. - Она её увела… с дитём… не видал куда…
- Вспоминай!.. Ну же, вспоминай!
- О-а-а! Вывела на паперть…
Имя и обличье обыщика вот-вот выявится в памяти… Ан- нет! Зато допрашиваемый узнался: Василий Шига! Наместник Можайского на Москве. Внедавне сей голос звучал на пиру в хоромах Луки Колоцко-го, только не со стенаниями, с посмешками.
- Карета княгини Ульяны Перемышельской! - объявил Ядрейко, упорно именуя возок величавым словом.
- Ехай! Не на ча глазеть!
Отъехав, боярышня чуть приоткрыла дверцу. Слава Богу, они в застенье! Задержка была у Никольских врат. Вот улица Великая. Людства-то! Будто уж отошла заутреня.
- Ульянушка свет Михайловна, - повеличала свойственницу Евфимия. - Слышала признание избиваемого? «Она её увела»! «Она» - это я. «Её» - это Софью с дитятком. Обыщикам любой скажет, где я теперь живу. Убежище ли для Софьи твой дом и твоя деревня? Выбирай без промешки: отвезть ли беглянку в Галич, обречь ли на поимание.
Читать дальше