Вадим Полуян - Ослепительный нож

- Ах, любый мой, - перебила Евфимия. - Что мне торжества! Не дождусь зреть тебя благозаконным супругом в тихом покое, наедине…

- Торжества, моё солнце, осветят нашу тишину, - возразил жених. - Представь жар свечей, сладкогласый храм. Нас будут поучать от Божественного Писания. Дружка поднесёт сыр и перепечь ко всем: и к новобрачному князю, и ко княгине, сиречь к тебе, и ко всему поезду. А пред столом он скажет: «Как голубь без голубки гнезда не вьёт, так новобрачный князь без княгини на место не садится!»

- Для пары сирот и сиротства нет, - тихо произнесла Евфимия.

- Что ты говоришь? - недослышал князь.

- С тобой я не сирота, - громко повторила боярышня.

Красный помолчал, потом произнёс:

- Странное нынче со мною нечто: громогласие звучит внятно, обычная же речь слуху недосягаема.

- Ужли уши застудил? - испугалась невеста.

- Не ведаю, что с ушами, - признался он. - И ещё удивительная напасть: ем блюда с приправами, а вкуса не чую. С чего бы? Не оттого ли, что нынче сон не пришёл ко мне?

- При отсутствии сна всяческая немогота случается, - поднялась из-за стола Всеволожа и подошла к жениху. - Пойдём, мой любимик, провожу до опочивальни.

Идя по переходам и через сени, крепко держа его руку, она ощутила тревожный холод в ней, едва приметную дрожь.

- Воспрянь духом, любезная Евфимия, всё это пустое, - утешал Дмитрий. - Взойдём в новый день, а хвори оставим в старом. - Он приголубил невесту у своего порога и пожелал: - Выспись, солнышко, осияй меня поутру!

К Евфимии сон пришествием не замедлил. Увидела себя на стене высокого кремника. Крутизна голая вилась вниз. Там чернели избы посада на берегу широкой реки. Тяжёлым богатырским мечом отливали её стальные воды. И небо провисло низко. И солнце снизилось к окоёму. Обок Евфимии на слабых ногах едва держался Раф Всеволожский, коего дочь привела сюда, напрягая силы. «Люблю слияние рек, - молвил он. - Сливаются реки дружные». Дочь не впервой доставляла отца на его любимое место. Недолгая жизнь за Камнем не оставляла надежды ссыльному вернуться на родину. «Не дожить!» - вздыхал он, чуть ли не ежедень вспоминая допросы в Тайном приказе, куда поступил о нём государев указ со страшными четырьмя словами: «всякими сысками накрепко сыскать». «Всякими», стало быть, - пытками. Сперва ставили возле дыбы, делали «стряску» - били кнутом, жгли огнём. После было такое, чему смертную казнь предпочтёшь. Отлитого водой до следующего раза берегли накрепко, чтобы над собой какого дурна не учинил. Семья привезла в Сибирь Рафа едва живым. Дочь ловит хотя бы малую улыбку на отцовском лице, себя считая виновницей его бед. Сейчас на стене сурового кремника он просиял улыбкой: «Гляжу на запад, как на родную даль. Восток за спиною чужд». - «Придёт час, поедем домой, на запад», - успокаивает Евфимия. Отец грустно поводит головой: «Не дожить»…

Как настойную ягоду из длинногорлого сосуда, тянула её из сна Раина, трепля по-нежному:

- Очнись, невеста, жениху плохо!

- Что? - села на одре Евфимия. - Что ты говоришь?

- Носом хлещет кровь. Причастие принять не мог. Дьякон Дементей и чёрный поп Осия ноздри князя бумажками затыкали.

- Зачем бумажками?

- Чтобы причастить.

Всеволожа наконец пришла в себя, опрянулась, собралась с мыслями.

- Срочно скачи к амме Гневе за Калисой. Лучшего скакуна возьмёшь. Набью рублями калиту. Коней будешь менять на каждом становище.

Тут Раина села на сундук, замотала головой.

- Вотще стараться! Что у князя порча, это вижу.

Кто испрокудил, неведомо. А подслушала поповское соборование - дьякон тебя винит, мол, жениха испортила, даже допускать к нему считает вредным. Священноинок его усовещивает: дескать, грех, не знаючи, вчинять вины. Однако же обмолвился, знахарство, мол, тут непотребно. Помощь - токмо Бог.

- А что ж князь? - спросила Всеволожа.

- Сделался глухой, как тетерев, - расширила глаза Раина. - Тебя зовёт, не умолкая. Дементей с Осией его не слушают. Тоже тетерева глухие!

Евфимия скорее - в дверь, опрометью на половину князя…

В сенях увидела Осию со святыми дарами. В дверях стоял Дмитрий, держа у носа красный платчик.

- Любезная моя! Взойди поскорее.

В покое были Дементей, немногие бояре с Дионисьем Фоминым.

- Вот только приобщился святых тайн, - сказал князь невесте. Усадил на стольце, сам лёг. - Теперь станет лучше!

Принял яства, что челядинец внёс на деревянном блюде, вкусил толику от ух мясных и рыбных, испил чашу вина. Потом взял за руку боярышню, глянул на приближенных: