Вадим Полуян - Кровь боярина Кучки (В 2-х книгах)

На площади дымились костры, скворчали жаровни, котлы источали пар, желтели дубовыми боками в плетёных обручах куфы [39] [39] КУФА - бочка. , откуда длинными резными черпаками извлекалась тягучая патока.

- Патока с имбирём! Кружку просим, семь берём!..

Рядом продавец блинов поливал горячий круг маслом из глиняной бутыли и тонким слоем распределял по нему опару.

- Лей, кубышка! Поливай, кубышка! Не жалей хозяйского добришка!..

Дружинку прежде всего потянуло к квасному ряду. Он жадно опорожнил полжбана и сладостно перевёл дух.

- Любишь квасок! - отметил Род.

- Ох, люблю! И житный, и медвяный, и яблочный, и яшный. Пил бы, да живота мало. И сладкий, и чёрствый… - Дружинка махнул рукой и кинул ещё две векши на мокрый прилавок. - Не зря Кисляком прозвали, - признался он, снова выпив и решительно отойдя. - Как стал я квасом почаще рот полоскать и ежесубботне грудь попаривать - поверишь ли? - дышу гораздо свободнее.

- А ты меня в Сущёво сопроводишь? - спросил Род.

- Хы, - все ещё всматривался в него Дружинка. - Нет, а ведь как похож! И каким образом уцелел? Расскажи-ка…

- Не знаю, что рассказать, - опасаясь назвать Букала, вёл щекотливый разговор Род. - Оказался в муромских лесах. Добрые люди вырастили, поставили на ноги…

С холма по площади под стать вечерней заре полился малиновый перезвон. Его тут же поддержала колокольня у пристани.

- Вечерня кончилась, - отметил Кисляк. - Внизу - у Николы Мокрого, на площади - у Пятницы… Большой праздник завтра!

- Какой праздник? - полюбопытствовал Род.

- Как это ты не знаешь? - изумился Кисляк. - А Вздвиженье? Неужто не знаешь?

Род смутился. Ведь он и в самом деле не знал. Чем объяснить?

За спиной рыночные торговцы наперебой предлагали птичий товар: голубь и курица - 9 кун, утка, гусь, журавль или лебедь - по 30 резаней. Кисляк ко всему приценивался.

- Хочешь к празднику гуся купить? - спросил Род.

- Гуся в Рождество едят. Неужто не знаешь? - ещё более изумился Дружинка. - А во Вздвиженье… Ты скажи-ка мне вот что…

«Сейчас спросит, какой веры», - догадался Род. Сам-то ишь как истово перекрестился, заслышав звон. По новгородскому опыту Роду было известно: нетерпимы к «поганым язычникам» те христиане, что любят напоказ выставлять свою набожность.

- А почему такая большая глота [40] [40] ГЛОТА - толпа. собралась перед храмом? - перебил он Дружинку, чтобы сменить разговор.

- Выход боярского семейства любят смотреть, - пояснил Кисляк. - Давай-ка и мы притиснемся ближе. - И он ловко заработал локтями.

Когда боярская челядь стала осаживать толпу перед выходом господина, Рода оттёрли от Дружинки и он потерял его из виду. Решил, что отыщет после, сосредоточил внимание на распахнутых церковных дверях.

- Ежели Гюргий на Боровицком холме, Кучка молится в своей церкви на Чистых прудах, - отмечала навалившаяся на плечо Рода розоволикая баба в цветастом повое, - а ежели князя нет, ездит показаться народу к Пятнице. Знай наших!

- Двоевластие, как двоепупие, - уродство, и только, - откликнулся мужик позади неё.

Толпа разом колыхнулась. На паперть вышел боярин Кучка. Род понял это по богатой одежде.

- Опашень-то на Степане Иваныче, как на князе, весь зол от, с низаным кружевом и нашивкою! - восхитилась только что судачившая возле Родова плеча баба.

Внимание юноши больше привлекало лицо боярина, нежели наряд. Густой волос не по возрасту сед. Скулы так выпирают, будто глаза кулаки показывают. Улыбка в редкой бороде - яркогубым рассветом в сквозном березняке. Боярин кланялся по сторонам, приветствуя народ.

Следом за ним выступала черноглазая смуглая красавица. Не в здешнем вкусе была её излишне сочная красота, как южный приторный плод, и навязчиво бросалась в глаза. Портил её ястребиный тяжёлый взор.

Похвалу круглолицей соседки Рода заслужил яркий летник боярыни:

- Гляди-ка, жёлтая камка, а прошвы на ней - аксамит багрян! Ай да Амелфа Тимофевна!

Род вдруг так и просиял. Последней из боярской семьи в сопровождении двух девушек вышла его Улита. Не сразу её и узнаешь! Девичий повенец на закатном солнце смотрится короной. Платье, как и на мачехе, из кармазиновой камки ярко-красного цвета. Лицо надменное, как в тот первый миг, когда она глянула на него в лесу, вскочив в облике русалки с полёглого бревна. Его уж не отпугнёт Улитина надменность. Он впился глазами в боярышню и вновь, как на Букаловой повети рядом с ней, ощутил своё счастье. Улита бесстрастно оглядывала толпу, пока их взоры не встретились. Внезапно она всем телом подалась вперёд, пристально всмотрелась, закусив нижнюю губу, потом степенно приблизилась к отцу и что-то истиха произнесла, лёгким кивком указав на стоящего невдалеке Рода. Боярин обратился к свите. К нему с удивительной лёгкостью подскочил грузный пучеглазый здоровяк и тоже глянул в толпу. Все это длилось мгновения, в течение коих к паперти подоспела белая на подбор шестерня. Она и увезла боярскую семью в сопровождении конной обережи.