Борис Васильев - Вещий Олег

Вошел Первуша – его старший, не по годам сильный и сообразительный отрок с уже заметным пушком на верхней губе. Низко поклонился отцу, прекрасно усвоив, что ночью в закуте слушают, а не говорят. Ратимил указал ему место на скамье рядом с собою, подождал, пока сын усядется рядом, плечом к плечу, и, помолчав, тихо начал говорить:

– То, что сейчас поведаю, умрет в тебе, как только исполнишь. А коли поймешь, что исполнить нет возможности, то еще раньше. Так это важно.

Сын молча кивнул.

– Пойдешь далеко: в Старую Русу. Как идти, объясню по дороге. Я учил тебя двум языкам, и ты будешь говорить на том, на каком тебя спросят, а спрашивать на том, на каком говорят вокруг, но всегда говори кратко, а слушай долго. В Старой Русе найдешь терем воспитанницы конунга русов Нежданы. Добейся, чтобы она тебя приняла. На крайний случай – и запомни: только славянину! – скажешь, что ты пришел от Тридцать шестого. Запомнил?

– От Тридцать шестого, – тихо повторил Первуша.

– Неждане скажешь, кто ты и что я велел передать так: «Отец нашел ключ». Повтори.

– Отец нашел ключ.

– Нашел, – самому себе с огромным удовлетворением повторил и Ратимил. – Только чтобы закрыть им черное сердце… – Он помолчал. – У Трувора Белоголового был сын. Его имя – Сигурд. Он спрятал приманку для Рюрика где-то на болотах. Спроси Неждану, знает ли она его. Если знает, пусть сделает так, чтобы я с ним встретился. В день солнцеворота там, где она и ее уйко Перемысл когда-то нашли меня умирающим и вдохнули новую жизнь. Запоминай, что говорю сейчас, все запоминай. Ты – мой вестник.

– Я запомнил, отец.

– Твои друзья – Неждана и Перемысл. Твои враги – варяги Рюрика и люди Хальварда: они недоверчивы, подозрительны и любопытны. Подробности доскажу по дороге: треть пути мы пройдем вместе.

– Прости, отец, что перебиваю речи твои, но скоро начнет светать.

– Ты прав. – Ратимил встал. – Мать уже собрала котомки. – Он вдруг крепко обнял Первушу. – Ты поможешь мне исполнить мою высокую клятву, сын. Больше некому. Рюрик всегда умел прятать концы, и только я выскользнул из его пряжи. Пойдем.

«Дитя, – с горечью подумала Альвена, увидев Инегельду. – Глаза растерянные, но без испуга. А ведь всю жизнь среди чужих…» И заговорила с нею спокойно и приветливо.

Инегельда умела расспрашивать и еще по дороге многое узнала о хозяйке того дома, в котором ей предстояло жить: одинока, немолода, бездетна. И глядела с обдуманной наивной растерянностью, широко распахнув синие глаза.

– Что я могу вспомнить, госпожа, когда меня увезли совсем маленькой? Иногда виделся кто-то в белом. Может быть, мама, потому что мне становилось покойно.

– Тебя били?

– Нет, госпожа. Со мной обращались, как с византийским зеркалом, которое легко разбить и невозможно собрать.

Эта беседа проходила на третий день, когда в синих глазах предназначенной в наложницы рабыни окончательно угасла настороженная растерянность. А до этого Альвена ни о чем ее не спрашивала. Показывала хоромы и усадьбу, знакомила со служанками и много говорила сама. О Старой Русе, о себе, о детстве конунга Олега, проведенном среди варягов Рюрика. О его увлечении охотой, когда он вернулся в родные места, о битвах, в которых он неизменно побеждал. Рассказывала обо всем, но две темы оставались запретными: ее личные отношения с Олегом и – Неждана. Воспитанница была не только предметом особой любви и заботы конунга, но и самым слабым звеном его кольчуги.

А в тот, третий день они сидели в беседке, густо увитой хмелем, и расшивали нагрудные женские уборочья. В кустах отцветающей сирени щелкали птицы, у ног солидно жужжали шмели, было уютно и на редкость покойно. Тихая послушная девочка начала даже что-то почти беззвучно напевать, и тогда Альвена впервые спросила, что она помнит о своем родном доме.

– Ничего, госпожа, – грустно улыбнулась Инегельда.

– Мужчины тебя обижали?

– Нет, госпожа.

– Ласкали?

– Н-нет, госпожа…

По тому, сколь протяжно и неуверенно прозвучало это отрицание, как еще ниже над рукоделием склонилась золотоволосая головка, Альвена поняла, что девушка сказала полуправду и что эта полуправда мучает ее.

– Они тебя трогали?

Девушка молчала, еще ниже опустив голову.

– Я спросила, – тверже, чем обычно, повторила Альвена.

– Я невинна, госпожа. Клянусь…

– Я спросила не об этом, и ты знаешь, о чем я спросила. Подними лицо и посмотри на меня. Тебя трогали мужские руки. Где желали. Часто?