М. Эльберд - Страшен путь на Ошхамахо

— Бей их! Бе-е-й!! — надрывался Мухамед, протискиваясь со своим конем в первые ряды атакующих.

Самый спокойный из всех участников побоища князь Алигоко стоял в сторонке, на дороге, ведущей к броду, и держал наготове лук со стрелами: никто не должен был уйти отсюда живым. Сынишку Хатажукова — Кубати — он поручил пока заботам Хагура. Мрачный дыженуго с кое-как подсохшими ссадинами и царапинами на лице, с мучительно болевшим свернутым набок носом и не рвался в бой. Сына своего держал при себе. (Не много славы от этой позорной резни.) Сегодня утром он вдруг понял, что больше нет в его душе чувства почтительного преклонения перед князем. Бабуков и удивился этому, и слегка перетрусил, и даже разозлился: сначала на самого себя, а потом и на князя.

Крики людей и звон металла не ослабевали, хотя из десяти тузаровских людей осталось только шестеро. Дрались они так, как можно драться лишь последний раз в жизни, — мстили за подло убитого Каральби, мстили за свою близкую смерть. Уже семь трупов из отряда Вшиголового валялось под копытами их коней.

Но держаться под напором такой массы всадников становилось все труднее. Лишь одному медведеподобному рыжеусому Шужею, казалось, все было нипочем. Массивный бердыш, который он вертел над головой легко, будто сухую хворостинку, то и дело обрушивался на шлемы врагов страшнейшими по силе ударами. Шужей все время стремился пробраться к Мухамеду, а тот с не меньшим рвением — навстречу, но сумятица схватки не позволяла им сблизиться. А тут еще старый Адешем, быстрый и пронырливый, случайно оказался как раз между Мухамедом и Шужеем. Размахивая легкой джатэ — прямой и короткой «колчанной» саблей, он задел ею храп хатажуковской лошади. Раненое животное резко взвилось на дыбы, а сабля Мухамеда, которая должна была разрубить пополам старика, со свистом рассекла воздух. Мухамед потерял равновесие и сильно завалился на правую сторону. Адешем вплотную столкнулся с грозным противником, обхватил его за шею руками и вместе с ним полетел на землю.

— Ха! — весело рявкнул Шужей. — Высокомерного орла в ловушку завлекла сова!

Мухамед, вскакивая на ноги и стряхивая с себя щуплого Адешема, который сразу отлетел на несколько шагов, выхватил левой рукой из-за пояса пистолет и прицелился в Шужея.

— Подожди! — крикнул Шужей, слезая с коня. — Попробуем в пешем бою. Я тоже возьму саблю!

Но тут грянул выстрел, и рыжеусый пелуан [44] Великан, силач. покачнулся, закашлялся. На его груди, чуть повыше сердца и чуть левее стального нагрудника, стало расплываться по серой ткани черкески темно-красное пятно.

— Адешем… — сиплым голосом позвал он. — Скачи скорей… Канболету расскажи… Бери лошадь. Постарайся… быстро… Этому зубоскалу Нартшу, другу моему, передай…

Что хотел передать Шужей единственному человеку, которому он прощал все насмешки, осталось неизвестным. Мухамед ударил его саблей. Рубанул еще раз, уже лежавшего на земле. Затем еще дважды, уже мертвого… И не заметил младший Хатажуков, как старый Адешем проворно взгромоздился на крупного и рослого шужеева коня и, пользуясь тем, что теснимые с трех сторон тузаровцы были теперь прижаты к самому лесу, скрылся за деревьями. Это заметил Алигоко, но стрела, пущенная им с риском задеть кого-то из своих, пролетела мимо. Обозленный, он громко закричал:

— Кончайте скорее! Что вы там копаетесь, как ленивые коты!

Но его никто не слышал. Двое оставшихся в живых тузаровцев сдаваться не хотели. Откуда и силы брались! Вот упал, сраженный Мухамедом, еще один, а последний сам ринулся в атаку и успел, весь израненный, прихватить с собой в царство мертвых еще какого-то шогенуковского уорка.

Стало тихо. Каждый, наверное, задумался на мгновение о том, что произошло на этой солнечной лесной поляне, только что перепаханной конскими копытами и политой кровавым дождем.

Алигоко не позволил людям слишком долго предаваться размышлениям.

— Долго возились, — прозвучал его раздраженный голос. — Наших убито сколько? Девятнадцать! Клянусь Псатхой, если так побеждать, то некому будет делить добычу!

Над поляной послышались горестные вздохи, стоны и причитания уорков, потерявших сегодня родичей и друзей.

Мухамед, осматривающий рану на морде своей лошади («ничего страшного, слава аллаху…»), резко повернулся:

— Закрыть всем рты! Тише! Не льют слезы по мужчинам, которые погибли в бою.

— Правильно! — отозвался Шогенуков. — Сейчас надо быстро, без лишних разговоров похоронить убитых и ехать дальше. Поход еще не кончен. Это была не битва, а ее начало. На том берегу Тэрча — проклятое тузаровское гнездовье. Старого ворона мы уже убили и теперь надо поскорей добраться до молодого, пока он еще ничего не узнал и не успел подготовиться.