Карел Чапек - Война с саламандрами (сборник)

Трудно, конечно, представить себе, продолжал Икс в следующих главах, чего бы еще хотели или могли бы взять саламандры у людей. На суше они жить не могут, а мы, в общем, никак не можем воспрепятствовать их обустройству жизни под водой. Жизненное пространство саламандр и людей четко и навсегда отделено друг от друга. Конечно, мы требуем от них исполнения определенных работ; но за это мы существенную часть их кормим, а кроме того, поставляем им сырье и товары, которых они не могли бы получить без нашей помощи, к примеру те же металлы. Однако, хотя никаких практических причин для какого-либо антагонизма между нами и саламандрами нет, существует, я бы сказал, противостояние метафизическое: существам, живущим на поверхности, противостоят существа из глубин (abyssal), ночным существам – дневные; темным пучинам вод – светлая и твердая земля. Граница между водой и землей ощущается теперь острее, чем когда-либо: нашей земли касается их вода. Мы могли бы вечно сосуществовать, полностью избегая друг друга и просто обмениваясь какими-то товарами или услугами; тяжело, однако, избавиться от гнетущего предчувствия, что так, скорее всего, не получится. Почему? Я не могу привести вам никаких точных доводов, однако же это ощущение меня не покидает; это нечто вроде видения того, что однажды сами воды поднимутся против земли, чтобы раз и навсегда решить вопрос – кто кого.

Да, я признаюсь, что этот страх несколько иррационален, пишет далее Икс, однако я испытал бы большое облегчение, если бы саламандры выдвинули человечеству какие-нибудь определенные требования. Тогда, по крайней мере, можно было бы вести с ними переговоры, можно было бы заключать с ними различные концессии, соглашения и компромиссы; однако их молчание страшно. Да, я боюсь их необъяснимой сдержанности. Они могли бы, например, требовать для себя определенных политических прав; ведь, говоря откровенно, законодательное регулирование жизни саламандр во всех странах несколько устарело, оно уже недостойно столь цивилизованных и столь многочисленных существ. Следовало бы по-новому определить права и обязанности саламандр с целью улучшить их положение; можно было бы подумать и об определенной степени автономности для саламандр; справедливым представляется улучшение условий их труда и более адекватная плата за него. Жизнь саламандр можно было бы облегчить во многих отношениях, если бы они хотя бы этого потребовали. Тогда мы могли бы пойти на некоторые уступки, взамен связав их компенсационными соглашениями; по меньшей мере, мы могли бы выиграть этим несколько лет. Однако саламандры ничего не требуют; они только неуклонно повышают как производительность труда, так и объемы своих заказов; сегодня наконец пришло время спросить, в какой точке и то и другое остановится. Когда-то велись разговоры о желтой, черной или красной опасности; но эта опасность, по крайней мере, исходила от людей, а мы можем с большим или меньшим успехом, но все же представить себе, чего могут хотеть люди. Однако – хотя пока что мы еще не знаем, как и против чего придется обороняться человечеству, – должно быть очевидно, по крайней мере, вот что: если на одной стороне будут саламандры, на другой встанет все человечество.

Люди против саламандр! Пора наконец сформулировать это именно так. Ведь, говоря откровенно, нормальный человек инстинктивно ненавидит саламандр, испытывает к ним отвращение – и боится их. Какая-то леденящая тень ужаса пала в наши дни на все человечество. Чем иным можно объяснить это безумное стремление потреблять, эту неугасимую жажду удовольствия и наслаждений, эти оргии разврата, рабами которых стали современные люди? Подобного упадка нравов не было с тех пор, когда на Римскую империю уже готово было обрушиться нашествие варваров. Нет, это не просто плоды небывалого материального расцвета, это и ужас перед распадом и гибелью, который люди в отчаянии пытаются как-то заглушить. Скорее, последнюю чашу, чтобы успеть выпить перед концом! Какой срам, какое безумие! Будто сам Бог в своем грозном милосердии позволяет обветшать целым нациям и классам, которые на полной скорости несутся в тартарары. Человечество пирует, но над ним огненными буквами уже начертано: «Мене текел…» – поглядите на яркие надписи, ночами напролет горящие на стенах городов, погрязших в кутеже и разврате! Кстати, в этом отношении мы, люди, уже уподобляемся саламандрам: мы живем больше ночью, чем днем.

«Если бы эти саламандры по крайней мере не были столь ужасающе посредственны!» – с какой-то дикой тоской возопил вдруг Икс. Да, у них есть какое-то образование; но, получив его, они стали еще более ограниченными, ибо взяли у человеческой цивилизации только среднее и утилитарное, механическое и повторяемое. Они стоят рядом с человечеством, как Вагнер около Фауста, но разница в том, что они этим удовлетворяются, что их не гложет червь сомнения. Но самое страшное то, что в саламандрах этот тип восприимчивой, глупой и самодовольной цивилизованной посредственности размножился в миллионах и миллиардах одинаковых особей; нет, даже не это, я ошибся: самое страшное – то, что они столь успешны. Они научились пользоваться машинами и цифрами, и выяснилось, что этого достаточно для господства над их миром. Они выбросили из человеческой цивилизации все, что не было подчинено какой-то практической цели, что было связано с игрой, фантазией или древностью, – и тем самым лишили ее всего человеческого, переняв только голый утилитаризм, техническую и практическую ее сторону. И вот эта-то убогая карикатура на человеческую цивилизацию процветает – создает технические чудеса, обновляет нашу старую планету и, в конце концов, начинает вдохновлять само человечество. Фауст теперь будет учиться секретам успеха и посредственности у своего ученика и слуги! Или человечество столкнется с саламандрами в конфликте всемирно-исторического масштаба – не на жизнь, а на смерть, – или оно бесповоротно осаламандрится. Что касается меня, меланхолически подытоживал Икс, я бы предпочел первый вариант.