Льюис Уоллес - Бен-Гур

– Давайте уйдем домой, – уже не в первый раз просила она своих спутников. – Ведь это гнев Божий, отец. Кто другой смог бы сотворить подобное? Я боюсь здесь оставаться.

Но Симонидис не поддавался на ее уговоры. Он почти все время молчал, явно находясь под глубоким впечатлением от всего происходившего. Увидев, что к концу первого часа толпа на вершине холма несколько поредела, он предложил своим спутникам перебраться поближе к кресту. Бен-Гур едва ли не тащил на себе Балтазара. С нового их места Назаретянин был виден куда хуже – темный силуэт на фоне чуть более светлого неба. Они, однако, могли слышать Его – слышать Его вздохи, выдававшие Его страдания, куда более тяжелые, чем у Его сотоварищей по несчастью.

Второй час распятия прошел так же, как и первый. Для Назаретянина это были часы оскорблений, насмешек и медленного умирания. За все это время Он заговорил только один раз. Несколько женщин подошли и упали на колени у подножия креста. Среди них Он узнал свою мать, окруженную Его любимыми учениками.

– Женщина, – произнес Он, возвысив голос, – воззри на своего сына!

И потом, обращаясь к ученикам:

– Не оставляйте мою мать!

Наступил третий час, но люди все так же стояли вокруг холма, удерживаемые здесь некоей неведомой силой, чему, по всей вероятности, изрядно поспособствовала и наступившая посреди белого дня ночь. Они вели себя тише, чем в предшествующие часы, но все же порой можно было слышать, как люди перекликаются между собой. Еще можно было отметить, что теперь, подходя к Назаретянину, они приближались к кресту в молчании, молча смотрели на распятого и так же в молчании отходили. Это почувствовали даже стражи, которые незадолго до этого бросали жребий, разыгрывая между собой одежды распятых. Теперь же они вместе с офицерами стояли чуть в стороне, куда более бдительно приглядывая за одним из обреченных, чем за подходящими и отходящими толпами. Стоило Ему громко вздохнуть или запрокинуть голову в пароксизме боли, как они уже были начеку. Самым удивительным, однако, было совершенно изменившееся поведение первосвященника и его свиты, тех знатоков законов и традиции, которые принимали участие в полуночном суде и теперь, довольные свершенным, вместе с первосвященником ждали конца осужденных. Когда начала сгущаться темнота, они стали терять свою самоуверенность. Среди них было много сведущих в астрономии, знакомых с предзнаменованиями, в те дни столь много значившими для людей. Знания эти были вынесены ими еще из Египетского плена и верно служили для храмовых церемоний. Когда же у них на глазах солнечный свет стал меркнуть, а вершины окрестных гор и холмов скрываться во мраке, они сбились толпой вокруг своего понтифика и принялись вполголоса обсуждать то, чему стали свидетелями. «Нынче полнолуние, – шептались они между собой, – и это не может быть затмением». И поскольку ни один из них не мог дать объяснение этому – более того, никто из них не мог припомнить ничего подобного, – в потайных уголках своих сердец они связали происходящее с Назаретянином и пришли в совершенное смятение. Стоя рядом с солдатами, они замечали для себя каждое слово и движение Назаретянина и вздрагивали от страха при каждом его вздохе, шепотом говоря между собой: «Человек этот может быть Мессией, и тогда…» Но они продолжали стоять и смотреть!

Тем временем Бен-Гур не единожды впадал в состояние, подобное тому, что он совсем недавно пережил. Совершенный покой овладел им. Он лишь молился, прося, чтобы мучения распятого поскорее закончились. Понимал он и душевное состояние Симонидиса – что тот колеблется, готовый уверовать. Время от времени он бросал взгляд на крупное, опущенное вниз лицо старика, отягощенное печатью размышлений. Заметил он и вопросительные взгляды, бросаемые тем на солнце, словно вопрошающие светило о причине темноты. Не преминул он и отметить для себя беспокойство, с которым Есфирь прильнула к отцу, пытаясь заглушить свои страхи усиленной заботой о нем.

– Не бойся, – услышал он слова старика, обращенные к дочери, – но стой и смотри вместе со мной. Ты можешь прожить вдвое дольше меня и не увидеть ничего подобного. То, что ты сейчас видишь, может стать откровением.

Ближе к концу третьего часа несколько человек с самого дна общества – оборванцев, живших в гробницах на окраинах города, – подошли и остановились прямо перед центральным крестом.

– Вот это и есть Он, новый Царь Иудейский, – сказал один из них.